ДОНБАССКИЙ ПИАР, или СЛОВО ПАЦАКАМ
«Донбасский нуар, или слово пацанам». Статья критика Алексея Колобродова. «Литературная газета» 04.10.2020
Трое появились не случайно,
Троица придумана не зря,
Ведь недаром чуть не в каждой чайной
Есть картина «Три богатыря».
Критики творчества Евгения «Захара» Прилепина, как известно, делятся на две категории.
Многочисленная первая – это всевозможные неудачники, завистники, бездари, инфантилы и нигилисты, которых то ли мамка на асфальт уронила в детстве, то ли вообще бабушка с дедушкой повели на прогулку да и сдали тайком в дом малютки и сиротки, с прицепленной к подгузнику справкой об умственном и психическом нездоровье.
Другая же категория, как и положено кругу Избранных, весьма мала – любой школьный учитель труда без всякого труда пересчитает ее членов по оставшимся пальцам одной руки.
Самый молодой из счастливцев, упитанный и прекраснобородый литкритик Олег Демидов, помимо нелегких литературно-негритянских задач в обслуживании бренда «Захар Прилепин» отвечает и за «караульную службу». Его задача, в силу довольно приземистого уровня IQ критика, весьма проста – зорко следить за «неправильными» публикациями и задорно грозить пухлым пальчиком всяким распоясавшимся зоилам. Изволит, допустим, какой-нибудь проходимец похулить прилепинскую книжку-самописку про непопадание некоторых в ад – тут как тут наш товарищ Огурцов... простите, господинчик Демидов: волнуется и уверяет всех - не только, мол, хулитель не приблизился ни на сантиметр к таинствам Прилепина (что бы это ни значило), но и «остался с носом» в итоге своих умствований и срываний масок с Великого Писателя.
По законам жанра демидовские нелепость и комичность должны контрастировать с чем-то иным, как в дуэте Штепселя и Тарапуньки. Для этого в группе Избранных служителей секты Захара обитает добрый, страстный, нежный, стройный и тактильный критик Андрей Рудалёв. Свои косноязычность и манерность Андрей сделал «фирменной фишкой», и когда писал о том, как важно подсуетиться и застолбить местечко, делился сокровенным: «Мы затуманили всем мозг и отформатировали литературу, сделав из неё "новый реализм". Мы для кого-то агрессивные бездари-сорняки, расчищающие локтями себе место под солнцем. Но уже совсем скоро никто и не вспомнит, что может быть что-то иное... Мы – победители, все кто не с нами – аутсайдеры с выжженным тавром неудачника».
А чтобы выжженное тавро особенно сильно зудело у каждого аутсайдера, критик (выпускник пусть и провинциального, но все же филологического факультета) контрольным шлепком добавляет: «Мы не одеваем кепки от солнца». Знай, мол, наших! Наши кепки бегают под солнцем голышом!
Свои манифесты Рудалёв, словно и впрямь осознавая (на самом деле – нет) несовершенство собственного мыслительного-речевого аппарата, всячески приправляет визуальными козырями – публикуя близкие к эротическому жанру фотографии. На них Андрей Рудалёв в прямом смысле и в самых разнообразных позах льнет к «тылу выскобленной начальственной лысины» Прилепина. В общем, настоящий «мастер прижиманий», по меткому определению книжного обозревателя Константина Уткина.
Но возглавляет боевую тройку прилепинской литературно-лакейской «критики», конечно же, титанический Алексей Колобродов. Настоящий The Boss, умудрившийся объединить в себе и телесную мощь сторожа Демидова, и пустословную страстность любовных дел мастера Рудалёва. Как и полагается демиургу, он не занимается чепухой вроде одевания-раздевания головных уборов и не тратит себя на вскрики: «Стой, кто синеглазого гения хулит? Стрелять буду!». На его боевом счету – книга-подарок под необычным названием «Захар», на обложке которой Евгений Николаич Прилепин предстает в образе Безумного Шляпника. Сама же книга – витиеватый панегирик на полтыщи страниц в честь сорокалетнего юбиляра и (слаб человек, да) с непременными фотографиями в стиле «а вот ваш покорный слуга и наш живой классик, оба мы рядышком, в непринужденной обстановке». Жанр Колобродова – неистовое камлание над прилепинскими текстами, нагон обильной и пустопорожней словесной шелухи и напускание дымовых завес. Как всякий уважающий себя шаман, Колобродов «работает» явно под веществами, в трансе изрекая вещи, скажем так, удивительные – в первую очередь потому что изрекаются им совершенно серьезно: «Иногда кажется, будто «Санькя» и «Обитель» – это наши, случившиеся наконец русские «Илиада» и «Одиссея», о которых воспалённо мечтал Николай Гоголь». Одно утешает, что это ему только «иногда», слава богу, кажется. Если не врет, конечно.
Сторожевые навыки критика Колобродова прокачаны гораздо мощнее упомянутых выше его коллег. Не дай бог («Нэ дай божЭ!» - как любил выражаться мой замкомвзвода, сержант Костенко, человек с внешностью и характером племенного бычка) кто возьмется писать о Прилепине без предъявления полной бутылочки елея (емкостью от поллитры и выше) или позволит себе щепотку (да какое там – крупицы хватит) скептических замечаний... Куда там демидовским колыханиям – тут и сержант Костенко англелочком покажется, ей-богу. Любой сомневающийся в прилепинской богоизбранности прежде всего будет объявлен врагом самого Евгения Николаича, ну а уж затем, до кучи – существом вообще никудышным.
Поэтому я очень обрадовался, увидев в номере «Литгазеты» статью Алексея Колобродова о новой книге Захара Прилепина «Ополченский романс». Во-первых, потому что саму книгу я еще не читал (хотя Евгений Николаич любезно подписал мне ее, но пока она доберется почтовыми дорогами до моих окраин, на другой континент...), а во-вторых приятно ведь упоминание о себе или своих коллегах-инвалидах прочесть в статье именитого Избранного.
Критик Колобродов меня не подвёл. Во первЫх строках своего письма он в привычной бездоказательной манере заявляет – новая прилепинская книга это подарок читателю и трудный урок с экзаменом для автора. Ну ладно, бог с ним, с подарком – не обеднеет читатель. А вот с экзаменом складывается занятно – «испытание Прилепин выдержал». Экзаменатор, вестимо, не читатель, а сам придворный критик, как человек знающий и достойный.. Печать, подпись, все дела.
Какой-нибудь назойливый неудачник, проваливший все экзамены, возопиет: «Какие ваши доказательства?». И Колобродов, бесстрастно оторвав такому больному и хромому любопытствующему его деревянную конечность, пояснит: «Кокаинум!» ..ой, простите: «Явлением, которое уместно назвать «донбасским текстом». Что это такое, критик объяснить не соизволит, разумеется. Ему куда как важнее другое, а именно - Подвиг Писателя:
«Собирает его Захар практически в одиночку – тут и формирование литературного канона недавней неоконченной войны, и прописывание не столько ее хронологического сюжета, сколько особого места в общей русской судьбе, и свойственного только ей героико-трагического стиля»
А вы, небось, считали, что пишущих прозу о событиях в Донбассе у нас в стране найдется немало? Я тоже вот так считал. Ведь есть же Андрей Кокоулин с его пронзительными «Украинскими хрониками». Был Виктор Плешаков (человек служил в том самом батальоне, который потом обзовут «прилепинским») с «Исповедью комбатанта». Прекрасные рассказы Алексея Ивакина и Кирилла Часовских регулярно публикуются в сборниках, которые выпускает Союз писателей ЛНР. Да вот к слову – сам президент СП ЛНР Глеб Бобров за семь лет до начала войны предсказал ее в своем знаменитом романе «Эпоха мертворожденных». Он же, Глеб – автор одного из самых страшных произведений о донбасских реалиях «Оглашение Крама». Но придворный критик все уже нам объяснил – эти, другие которые, они годны цемент месить да кирпичи таскать, а вот возводить, формировать – это только Захар. Не беда, что майор был ненастоящим - разумеется, это самая настоящая «лейтенантская» проза из-под его обмакнутого пера выходит.
Повторю: я пока книгу «Ополченский романс» не читал и – а почему бы и нет? – вполне допускаю, что Прилепин написал отличную короткую прозу, потому что именно она у него порой удается, в отличие от «романов». Но зато я читал всех перечисленных выше авторов и рассуждения критика об одиночном прилепинском запыве вызывают у меня (подобрал наиболее мягкое слово) недоумение.
«Захар отрабатывает за целую генерацию авторов». Да, нелегка писательская доля, наверняка аж лысина от пота у литератора-замполита блестит, от трудов тяжких. Или от чмоканий в нее прикормленных и раскормленных «критиков» - тут сам чорт не разберется, так всё сияет и сверкает.
Литературный подвиг «майора» велик, но скромен.
«Уместно вспомнить объемный том публицистики «Все, что должно разрешиться» с портретами бойцов и командиров в тамошних, проясненных войной ландшафтах, где Прилепин намеренно увел себя в тень – чтобы реальность не заслонил образ медийного персонажа, сменившего все свои зоны комфорта на гарь и ад передовой...»
А и действительно, вполне уместно вспомнить тень ресторана «Пушкин», в которую увел себя из зоны комфорта наш медийный персонаж. Не уверен насчет гари и ада ресторанной кухни – в другой книге любовно пересказанное Прилепиным меню выглядит вполне себе приличным. Я в кулинарном деле не мастак, но мне кажется, жульены и щучьи котлетки с гарью и адом вкусно не приготовишь, а Захар кухню «Пушкина» хвалил... Да и «фронтовой дом» медийного персонажа не слишком уж чадил, судя по всему. Не называть же «адом» прибытие в этот дом драгоценной супруги и совместные пляски счастливой четы все в том же ресторане, с размахиванием пистолетами. Ну разве что, следуя канонам музыканта Паука, это посчитать за «имперский чад кутежа и дичайший угар во мгле ада, например». Тогда – да, претензии снимаются.
«Но от судьбы не уйдешь», – сетует критик Колобродов, - «и за экзистенциальный роман «Некоторые не попадут в ад» с ярко выраженным «был тогда с моим народом» Захару изрядно прилетело (и что характерно, от критиков, глуховатых к контексту)».
Сердце моё радостно ёкнуло – вот и про нас! Брат за брата, так за основу взято – кто за Захара, тот зорковатый, тот чутковатый! А все прочие, понятное дело - хромые, сирые да убогие.
О самой же книге критиком Колобродовым сказано, как обычно, ничего. Если мы разгребем все словесные кривули и загогулины, которыми критик по привычке обильно унавозил собственную статью – «демиурги», «концептуально», «корпус текстов и контекстов», «щемящая нота», «гусеничное движение жизни», «одновременно страстность и отстраненность интонации» - не останется ничего по сути. Только уже набившее оскомину колобродовское взывание к мастерам прошлого – он всегда безнаказанно их зовет на помощь, усаживает на одну скамью с Захаром. Для авторитету и форсу, не иначе. Раньше оттдувались и страдали Есенин, Достоевский, Горький... Теперь вот снова Горький мучается и Бабель еще от критика повестку получил – извольте «волшебной силой контекста» (без обмусоливания слова «контекст» Колобродов так и не научился писать) засвидетельствовать величие деяний нашего славного ЗП!
Впрочем, нет, как это «ничего не останется» - похвала останется. Без похвалы в адрес Захара пишут только глуховатые, у кого выжжено тавро неудачника. Александр Колобродов – не такой. Ведь в прилепинской книге есть «описания боевой работы», а их, уверяет нас критик, «мало кто в России умеет делать». И весомо добавляет: «как и эротику». Знамо дело, намекая – и с этим у его сюзерена тоже все в порядке. Верю, верю – до сих пор не вытрясу из памяти «полукружья сосков» - умеет и могёт Мастер в эротику, спору нет.
Заканчивает критик виртуозным (все же, несмотря на комплекцию и отягощеность разными шаманскими бубнами и колотушками, Колобродов довольно резво умеет выделывать коленца и скакать) разворотом с донбасской войны на современную русскую жизнь. Мол, вот прочтут люди два последних рассказа и «станет всем нам легче определиться, с кем быть, когда здесь все начнется».
Это колобродовское «когда начнется» больше смахивает на анекдот: «- Бармен, стакан виски с содовой, пока не началось! – А деньги у тебя есть? – Ну во-о-от, начало-о-о-ось...»
А по поводу «станет всем нам легче определиться» поневоле вспоминается бессмертное вицинское: «Простите, не «нам», а «вам»!». Мы-то с «радетелями и заступниками» давно определились, почем им цена за пучок.
Да и сам Алексей, судя по всему, явно не мечется в неопределенности, хорошо себя при своем местечке чувствует.
То есть неактуально с определением. Одна надежда – что сила действительно в правде. Только не в той кривой, которую «майор» пытается втюхать, а в настоящей, народной правде. А в ней фальшак «был тогда с моим народом» не прокатывает у «заправдиста».
Ссылка на источник: https://lgz.ru/neformat/donbasskiy-nuar-ili-slovo-patsanam/