Что-то неясно в Ясной Поляне
В наше непростое время, когда лучшие умы отечества бегут с тонущего (по их версии) корабля, наследники Льва Толстого остаются у руля российского литпроцесса. Ежегодная литературная премия «Ясная Поляна», учрежденная в 2003 году Музеем-усадьбой Л. Н. Толстого и компанией Samsung Electronics, вручается за лучшее художественное произведение в четырех номинациях. Церемония состоялась и в этом году, за что честь и хвала ее организаторам. В номинации «Современная русская проза» победил Дмитрий Данилов с романом «Саша, привет!» Автор известный, талантливый, но вот книга… С ней что-то не так.
Приведу отзыв читателя на официальной странице в Контакте: «Автор книги «Саша, привет!» и лауреат премии — невысокого мнения о Человеке как таковом и соотечественниках в частности. К тому же, действительно — явно уловил «тренд» бесящейся с жиру, сытой ожесточённости современных россиянцев, среди которых большинство верят в благо, даже необходимость «добра с кулаками», наказаний, войн, смертных казней... Ряд событий 2022 года доказывает это с мерзейшей яркостью».
Возможно, книги других финалистов намного хуже, и жюри не из чего было выбирать? Давайте посмотрим, кто остался за бортом.
Иван Шипнигов — автор романа «Стрим» — видится мне достойным продолжателем традиций Кено, Сорокина и Джойса. Критики называют его книгу модным словом «вербатим», но на самом деле это никакой не вербатим и не реалити-шоу, а полифонический роман в духе Достоевского, с несколькими рассказчиками.
Отсылки к Достоевскому мы найдем не только в тексте, но и в идейном плане: «униженные и оскорбленные» провинциалы сталкиваются здесь со столичной элитой. Нагловатая продавщица Наташа и ее приятели-охранники из торгового центра пытаются найти общий язык с двумя перезрелыми выпускницами филфака, четой предпринимателей, московскими мещанами и интеллигентным пенсионером, который грустит совсем один в дорогой квартире. Автор вживается в образ каждого персонажа и говорит на его языке, со всеми особенностями орфографии и пунктуации. Москва большая, но мир героев слишком тесный и душный, в нем каждый борется за выживание, при этом стараясь помочь другим в меру своих способностей и представлений о благе, а представления эти у них очень разные. Интеллигенты несчастны и пытаются окультурить приезжих, а бодрые приезжие потчуют их лайфхаками и новоязом. Новые шариковы и эллочки-людоедки осознают, что продвижение по социальной лестнице как-то связано не только со стильным шмотом, но и с уровнем образования. Они пытаются выражаться покрасивше (как и большинство МТА, мечтающих о литпремиях).
Например так: «Краткость – искра таланта». Глуповатый охранник Леша любит повторять, что он «один как перстень», и занимается «личным ростом». На вечеринке у подруги Наташи ему удается переспать с ее «руммейт» — феминисткой Настей, и та становится для него богиней, открывающей путь в мир умных и успешных людей: «но мой культурный уровень потихоньку увеличивается. я теперь знаю много новых слов и летучих выражений. и могу например блеснуть НАТАЛИИ петровне эрудицией, что она бесится от Насти потому что не видит бревно в чужом глазу. а аркадий игоревич молчит, потому что ничего попутного сказать не может. вообще у меня сейчас такое ощущение, как будто город могу свернуть. и наш с Настей поход в ЗАГС под названием ЗАПИСЬ АКТОВ ГРАЖДАНСКОГО СОСТОЯНИЯ обязательно обвенчается успехом. но обо всем по порядку и по подробнее».
Настя вполне счастлива в «бостонском браке» с Наташей — искренней и по-своему талантливой девушкой, которая продвинулась от простой продавщицы до управляющей обувным бутиком в ЦУМе. Но мать шлет тридцатилетней дочери пошлые картинки с котятками и младенчиками, требуя поскорее найти мужчину и устроить жизнь. К тому же Настя беременна от надоедливого Леши. А Наташа не может отказать в сексе мужу владелицы магазина, и ее терзает чувство вины. Ведь Элеонора Владленовна такая прекрасная женщина и так доверяет Наташе.
Самая смешная сцена — девичник в сауне, где героини наслаждаются великой русской литературой:
— А на чем, на чем гадаем, Наташа?
— Вот я купила специально мягкую книжку маленькую. В сумочку удобно влазит.
— Ах, «Азбука-классика»…
— «Преступление и наказание» называется книжка.
— Ах, классика среди классики…
— Ага. Классика без анала и орала, как Витя такие темы называл. Ну, девочки, погнали! Настя, давай ты первая. Как виновница девичника.
— Признаться, я так волнуюсь… Что же мне выпадет в моем любимом романе? Пусть будет страница 57, строка 10 сверху.
— Таак. «Траурная дама наконец кончила и стала вставать». Это вроде сам автор-Достоевский говорит. Интересно, реально кончила или отыграла? Траурная дама так-то. Наверное, никогда не кончала с этим чмошником.
О свадьбе рассказывает приглашенная другом жениха проститутка, которая страдает тяжелой формой графомании и раздвоением личности:
«— Неважно. «Главное, что человек обрел свое тепло, которого он, может быть, с самого своего дня рождения был лишен», — проникновенно думала я весь этот свадебный вечер, невольно любуясь на чужое счастье. И оказалась права.
— Ну а невеста как? Ты же ей весь свадебный вечер на уши приседала.
— Анастасия с должным, поистине аристократическим достоинством приняла на себя этот подарок судьбы. «Стерпится-слюбится», — кстати вспомнила я любимую поговорку моей доброй и мудрой бабушки Аграфены. И передала ее Анастасии слово в слово. Кстати, о моей бабушке Аграфене стоит сказать отдельно…»
Настю родители вынудили жить с Лешей, Наташу богатый любовник сделал наркоманкой. Нагрянул коронавирус, и Настя с ее глупым мужем испытала все радости самоизоляции, а также «личного роста». Все кончилось хорошо: у Насти случился выкидыш, Наташа вылечилась, Леша стал модным коучем, а проститутка теперь «трудится как пчелка в колесе», ведя канал на ютубе. Спасибо доброй выпускнице филфака, которая учила героев правильно говорить и писать, да так и не научила (но это неважно, зрители тоже безграмотные).
По-хорошему, весь этот небольшой роман о современной России и русском языке можно разобрать на цитаты. Что не так с этим пространством, где сосуществуют успешные стримеры, коучи, торговцы, охранники, парикмахерши, проститутки, мигранты? В торговом центре и в «Пятерочке» полный ассортимент товаров и услуг. Однако всем чего-то не хватает… То ли нужных слов, то ли настоящего дела. Слепой здесь ведет незрячего, и все в итоге падают в одну и ту же яму.
«Стрим» отражает российскую действительность куда честнее, чем либерально-конъюнктурная книга Данилова — в нем нет попыток угодить и нашим, и вашим. Герои говорят ровно то, что думают.
Автор «Саши» не такой, он гораздо умнее. Его текст это сплошная постмодернистская ирония. Главный герой, как кот Шредингера, одновременно и жив, и мертв. Он виновен и невиновен. Его осуждают и не осуждают. Наказывают и не наказывают. Он в тюрьме и на свободе. Кровавый режим одновременно плохой и хороший. Любой гневный выкрик в романе оборачивается шутейкой, так что ни один эксперт не сможет однозначно определить, к какому лагерю относит себя автор. А для премии это очень важно, дорогой читатель, ведь она и государственная, и частная. Сам Лев Николаевич Толстой пребывал в вечном сомнении и поиске истины, только был он куда смелее нынешних авторов.
Интеллигент Сережа живет «под надзором» и ежедневно прогуливается перед пулеметом по имени Саша, который может выстрелить в любой момент, а может и не стрелять. И это — ах! — заставляет сильно нервничать изнеженного москвича. Но мы-то знаем: у государства есть более важные задачи, чем слежка за либералами. Пока столичный хипстер носится с пораненным пальчиком и философскими вопросами, парни из регионов сотнями гибнут на фронте. У большинства граждан РФ нет этой постоянной паранойи, а волновая функция заботит лишь физиков и математиков. Нас, в отличие от высокодуховных московских драматургов, пугают только нехватка денег и украинский кризис, а Саша пригодится где-нибудь под Харьковом. Представьте себе диванного эксперта, которого притащили на сборы и приставили к пулемету. То-то же.
Вялый гаденький Сережа даже под угрозой смерти не вызывает такого сочувствия, как маленький Артур из романа «Типа я». Дагестанский школьник живет в приемной семье — с любящей мамой и братом. Он переживает ПТСР, обижен на весь мир и верит только воображаемому другу — Крутому Али. Призрачный гопник учит мальчика хулиганить, забивать на школу и называть Дагестан ямой. Артур ведет себя дерзко, орет «жиесть» и огорчает «типа маму», он против обнимашек и даже отказывается от макарон, потому что это не мужская еда. Он хочет выяснить, что случилось с его настоящими родителями. В ходе расследования Артур узнает, как погибла его мать, обретает настоящих друзей, дядю, а затем и отца — тот оказался бомжом, которому стыдно показаться сыну на глаза. Вскоре Артур понимает, что круто быть добрым, а не злым. Короче, книжка хорошая, смешная, с картинками, написана понятным русским языком, как во времена СССР. Однако критики хвалят Данилова, даже не прочитав, а Ханипаева обливают помоями, перевернув пару страниц. Публике необходимо, чтобы автор являлся известной столичной персоной, притом с правильной политической позицией, и эту позицию регулярно обозначал. «Наша задача не в том, чтобы кто-то прочитал книгу, а в том, чтобы он ее купил», — признаются сотрудники магазина «Во весь голос». Поклонники увлечены постами писателей в соцсетях, а бумажными кирпичами украшают бесполезные полки. Кстати, на книгах еще можно гадать, см. выше.
Есть среди финалистов и те, кто старательно сохраняет и развивает традиционные идеалы и ценности отечественной словесности. Вологодская писательница-деревенщица Астафьева окончила Литинститут и СПБГУКИТ, не жалея ног скиталась по литературным семинарам. Много лет она сочиняла истории сельских федек, нинок, володек и галин, публикуя их в «толстых журналах».
Русскую деревню и ее говоры авторка изучала, судя по всему, на сайте проза ру, а Литинститут придавал ее стилю благородный аромат старины: «За вещи отец бил его и выговаривал, что-де последний вахлак из избы добро на водку тянет, за этим — край, амба!» В 2022 году на тщательно огороженной литературной поляне что-то рассупонилось, и сборник «Особый случай» пробился в шорт-лист, но премию хранительнице традиционных ценностей почему-то не дали. Не по-русски это, не по-толстовски. Ну да ладно, деревенские люди — они простые, начисто лишенные честолюбия. Доярка из рассказа премию от самого президента получать не хотела: «Платок с её головы съехал, и ветер трепал тускло-пепельные, тронутые сединой пряди волос, кидал их в лицо, в глаза, в рот.— Нет, пусть бы Светка Захарова ехала, она молодая, весёлая… вот бы самое то… сейчас до дома дойду и позвоню и скажу, чтобы её… Эта мысль принесла Галине облегчение. Встав лицом к ветру, она перевязала покрепче платок и пошагала к дому увереннее, тем более что крыша его уже завиднелась над дальним взъёмом дороги».
В романе Анны Матвеевой «Каждые сто лет» полтавская школьница из 1894 года и свердловская школьница из 1981 года ведут дневники. В основу книги легли записи бабушки авторки. Матвеева пытается воссоздать речь двух эпох, выходит натужно и ненатурально. Должен заметить, что дневники украинских бабушек нужны разве что их внукам, а историки и литературоведы предпочитают писать о людях, оставивших более заметный след в истории.
Книгу Сергея Белякова «Парижские мальчики в сталинской Москве» стоит прочитать всем, кто интересуется биографией Марины Цветаевой и ее близких.
Роман «Маршал» Канты Ибрагимова посвящен жизни чеченцев в 20 веке. Выбор жюри неоднозначный, если учесть, что сам Л. Н. Толстой до начала Крымской войны служил на Кавказе, участвовал во многих стычках с предками номинанта и чудом спасся от прямого попадания пушечного ядра. Я не могу представить себе русского офицера 19 века, который не любил бы Россию. Толстой проповедовал ненасилие, но никогда не смог бы предать свою страну. Именно этим он отличается от наших современников. Не буду делать реверансы, как другие критики. Да, Ибрагимов достойный соратник Данилова. Русскому ватнику сложно оценить прозу, посвященную депортации, чеченским войнам, пребыванию чеченцев в российских ИТК, а также изнасилованиям и пыткам чеченских девочек в советских детдомах.
«– А кто отец?
– Отец ребенка?.. Не знаю.
– Как не знаешь?! – Гость даже привстал.
– Нас, а конкретно меня, насиловали многие… С самого детства.
– Что?! – Словно от страшной заразы Тота брезгливо отпрянул от стола. Резко вскочил, опрокидывая стул, кинулся к выходу, быстро взяв шапку и пальто. Мгновение колебался, бросил тут же одежду, вновь стремительно вернулся, сел. В упор на неё уставился.
От его быстрых движений пламя свечи заколыхалось. На и без того изуродованном лице Дады поползли чудовищные, как змеи, тени.
– Ты врёшь. Ты всё врёшь, – громко сказал Тота, и усмехнувшись, – а из тебя вышел бы хороший писатель-фантаст. Кошмары писать.
Она молчала. Как ни странно, и во всем бараке воцарилась удивительная, мёрзлая тишина, словно все жильцы исповедь Дады услышали, онемели. А Дада в одной позе застыла, и Тота понял, что она мысленно улетела в иные времена.
Он осторожно тронул её руку и шепотом спросил:
– Дада, скажи правду, ты ведь всё это выдумала?
Она улыбнулась одними губами.
– Конечно, – продолжил Тота, – как танцор, как хореограф, я психолог и философ жеста, мимики и даже души, и поэтому я утверждаю – по крайней мере в тот момент, когда ты говорила о дочери, – ты обязательно бы заплакала или слезу пустила бы, если бы это было так. Но ты…
Он замолчал, потому что ему стало неловко от её снисходительно-пронизывающего взгляда.
– Вы знаете, – жестко сказала она, – в детдоме никто не плачет. С самого детства от этого отучивают при помощи наказаний».
Этот шедевр мог бы шокировать русский мир. Но у нас везде тишь да гладь, думающая молодежь в кофейнях и офисах занята просмотром украинских новостей, срачами и «фактчекингом». А книги ждут покупателей. Толстому везет, он в школьной программе. Остальным — нет.