Боров в бисере
#альтерлит #константин_уткин #степнова #сад #редакция_елены_шубиной #хруст_булки #феминизм
(Марина Степнова. «Сад». АСТ, Редакция Елены Шубиной).
Правду, как известно, писать легко и приятно – особенно если не обращать внимание на то, приятна ли эта правда тому, о ком так легко пишется. В самом деле – из-под шубы выходят книги, радующие читателя самыми неожиданными образами, которые преследуют бедолаг в кошмарных снах и дают неиссякаемый источник для грустного глумления. И когда, открыв файл, вдруг неожиданно встречаешь годный текст, то замираешь в напряжении – это что, правда? Это что, из-под шубы? И «Сад» Марины Степновой мне хочется хвалить без всякого ёрничества – ну, по крайней мере, сначала такое желание у меня возникло. Потом я посмотрел на многочисленные отзывы на книгу, чуть не захлебнулся в волнах сиропа, карамели и патоки, но все-таки решил бросить свой затертый пятак в общую копилку.
Начать можно так – с первых страниц романа на читателя веет легкий ветерок разморенного летним зноем сада; лопаются спелые сливы, медовым соком наливаются яблоки, сочно трещат косточки объедаемых пальцев. При повторном прочтении становится понятно, что хрустят косточки вишен, но первую будоражащую картину не так-то просто изжить из памяти, что говорит о образной силе текста.
Нет, в самом деле – все мои дорогие селедки не отличались, скажем так, текстовой яркостью. Предложения были обычной черной строкой на белом фоне, несущей некую смысловую нагрузку. У Степновой же все не так – там и кружева, и виньетки сути, и сухой перестук коклюшек, и добрый барин с щекотными усами, и сонные мухи распаленным летним полднем, и жеребец, обгрызающий лицо, и нежный пух в развороченной промежности, и малафьи четыре пуда – в общем, все, чем развлекают себя барышни скучным зимним вечерком под хруст французской булки.
Очень, знаете ли, приятно обонять лингвистические излишества в полной мере – долой классическую скупость и, тем более, академическую строгость! Щебет филологических барышень бодрит и вызывает снисходительную усмешку – чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось.
Баришням простительно многое – и многословное, взахлеб, перечисление всяких второстепенных безделушек, и обременение текста ненужными подробностями, и трогательные отсылки к классике. Как будто какая-нибудь суфражистка звенит горячей речью на митинге, призывая свергнуть, растоптать и доказать, а потом слезает с облучка, опирается на крепкую мужскую руку и говорит, прислоняясь к твердому плечу – дорогой, я так устала. Закажи икры и винограда в номер…
В принципе, понять восхищение экзальтированных читательниц можно – бисерное словоплетение выполнено на весьма достойном уровне. Степнова удачно занимается тем, что ей удается – накручивает образы в немыслимых количествах, ей нравится сам процесс и все, что с ним связано – а потом она смотрит с удивлением. А от этого что, дети бывают?
Так и хочется сказать, погладив барышню по голове – бывают, милочка, бывает. Не только дети. Иногда и тексты получаются. Вот, посмотри – это книжка.
В самом деле, меня не покидает ощущение, что автор, подобно молодому жеребенку на зеленых лугах российской словесности, взбрыкивает и скачет, опять брыкается и заливисто ржет. Солнышко теплое, травка зеленая, и-го-го!!
К нему подступают суровые девки с мозолистыми ладонями и уздечкой на плече, протягивают хлеб с солью и фальшиво сюсюкают… странные девки, очень странные. В бриджах, лосинах, ездят по-мужски и носят коротки стрижки.
Ну, это ладно. Слово, служащее благородному делу феминизма – это не влагалищные страдания позорящих Литинститут графоманок. Это куда серьезнее. Так поддакивающий клиенту профессионал-психолог незаметно приводит его к нужному выводу, и клиент вдруг замирает от открывшихся перспектив.
Феминистки взревели хором, как сытые стада – наша книга!! Ну, так я, собственно, и не спорю. И мужики в романе какие-то подозрительные, похотливые, бесхребетные, или со шкафами, под завязку набитыми постукивающими скелетами. Обучающие резвых конюшенных барышень (барышня-крестьянка превратилась в барышню-конюха) срамным частушкам, а потом падающих перед ними на колени… во что? Правильно!! Роман без дерьма – не роман. И мужчины – не мужчины, а боровы какие-то, перед которыми даже стыдно метать бисер.
Стыдно, но приходится. Первый шаг в сияющее будущее нашей бунтарки возможен лишь при опоре на плотную щетинистую спину. Подозрительный Мейзель (Майгель?) роняет в ершистую душу маленького бесенка первые зерна ереси. И он же, чертыхаясь про себя, нанимает ей учителя.
Всем понятно, что без бородатых, грузных, грубых, токсично-маскулинных мужланов нежный росток феминизма зачах бы, едва проклюнувшись. Понятно, что страхолюдные бучи с Тверского – укороченная пародия на мужчину, не более того. И так же понятно, что хоть автор знает тусовку Туси и всю подноготную Нюты, самым первым феминисткам можно было бы проявить побольше внимания. В самом деле – в те благословенные времена ходить в мужской одежде и соблазнять поэтесс могла только одна девица, Софья Парнок. Любой писатель, зная ненасытное женское любопытство к кружавчикам нижнего белья, сделал бы из этой истории такое, что любо-дорого читать. Но женский ум изощреннее, гибче и ловчее. Он живет не фактами, но домыслами, которые разжигают фантазию, поэтому первая феминистка как бы и не появляется вовсе.
Оно и правильно. Сейчас я скажу очень странную вещь – никакая это не ода феминизму. Мужчины в саду – никакие не боровы в бисере, обычные типажи, каких и сегодня полным-полно. Да и типажи женщин, прямо скажем, тоже.
И хоть заячьи уши социального заказа (а вы покажите хоть одну книгу под шубой без соцзаказа?) торчат из-за каждой кочки, сдается мне, что заказ этот не выполнен.
Жиденькая феминистка Нюта очень смахивает на свою старшую сестру, появившуюся на сто лет раньше – Скарлетт О,Хара. Та тоже увела мужа у сестры, тоже подняла ферму, тоже ни фига не дорожила репутацией и тоже боролась с мужчинами – правда, чисто женскими методами. Нюта лишь поразила гусаров знанием лошадей и тут же сбежала, вспыхнув, как спичка. Но Скарлетт тоже не была феминисткой, она опиралась на Ретта Батлера, как Нюта опирается на отца и даже на никчемного муженька (Эшли, не так ли?)
Ну и самое главное – стоит дать утихнуть восторгам по поводу вырубки сада ( спасибо, хоть не вишневого), забыть про набившие оскомину параллели с Лопахиным, и присмотреться получше – как проявляется одна милая сердцу подробность.
Вырубив сад, оставив лишь сиротскую грушу на могиле отца (Большая глупость, кстати, эта полная вырубка. Кони будут пастись под окнами барского дома? Навоз, мухи, перемолотая копытами земля, летом пыль, зимой бугристый лед, ветер? И лошади, кстати, очень любят яблоки), продолжая свою разрушительно-созидательную деятельность, героиня вдруг чувствует тяжесть под сердцем.
Вот он, осиновый кол в идею феминизма. Потому что дальше Нюта утонет в материнстве, для чего и создана, а Хреновским конным заводом займется ее муж – даром, что ли, он штудировал по дороге специальную литературу?
