Собрано по лицензии
#новая_критика #сергей_морозов #алексей_поляринов #риф #альтерлит #имхоч
(Алексей Поляринов. Риф. М.: Эксмо, Inspiria, 2020)
Алексей Поляринов – очередная надежда отечественной прозы.
Старые-то (Секисов, Гептинг, Рябов) уже отцвели, как хризантемы в саду.
Первый роман Поляринова «Центр тяжести» был скроен из нежных черт автобиографии и зарисовок гражданского активизма. Второй, «Риф», посвящен сектам, семье и памяти.
Большие вопросы. А проза маленькая.
Почему так получилось? Гигант интеллектуального перевода, сам потомственный интеллектуал, родил прозаическую мышь для чтения в кафе и на пляже.
Объяснений тому достаточно.
Начнем с того, что есть проза, которая прорабатывает и разрабатывает тему, а есть, та, что всего-навсего спекулирует на определенной тематике.
В первой присутствует поиск, а значит, на выходе получается какой-никакой результат - некое новое знание. Во второй - идет эксплуатация кем-то когда-то найденного, перетирание и реферативное изложение общеизвестного. Первая апеллирует к самопознанию и саморазвитию, вторая - к ощущению, что ты не один такой дурак на свете. Есть люди и поглупее тебя – герои, тот же автор.
Но на чужом горбу въехать в рай трудно.
Поэтому вместо романа большой темы и проблемы, от которого гудит голова и роятся мысли, стоит шум по всей Вселенной, получаем псевдоинтеллектуальную жвачку, где витает флер научности и высоких дум (антропология, мифология, университеты, «большие ученые», «электроны»), и только.
Роман Поляринова может быть интересен лишь в том плане, что перед нами книга нового рода.
На Западе, правда, такого полно. Там теперь почти все книги так изготавливают. Пришла пора и нам научиться новым методам.
Некогда, в старые времена, книги писались, и слово «творчество», действительно, имело смысл. Теперь романы не пишутся, а собираются как конструктор из типовых элементов по схеме. «Вставьте шплинт А в гнездо Б». Собственно, этому и учат в школах так называемого литературного мастерства.
Что необходимо для современного интеллектуального бестселлера?
Историческая, этнографическая и всякая иная экзотика. С этим у Поляринова все в порядке – фермы аллигаторов, кладбище оленей, палеонтологический музей, статуя Ленина, секта, где полощут белье, собирают картошку и устраивают радения, плюс разные места отправления актуального искусства для эстетов.
Налет мистики и привкус триллера или детектива. Человек-тайна, прошлое – тайна, чья-то смерть - тайна. Коротышку доставать не надо, а вот маму из секты вызволять, пожалуйста.
Тема травмы. Ну, это вообще основное и обязательное. Без травмы нынче никуда. Она как смазка, как заменитель крови, которой раньше все скрепляли в одно целое.
Как следствие, уклон в психологию, но такую бытовую и популярную, практическую, правда, выдающую себя за нечто больше. «Надо разобраться со своим прошлым, иначе не сможешь двигаться в будущее».
Психологический коучинг неизбежно сопровождает назидательность и довольно плоское морализаторство: «Надо делать хорошо, и не надо плохо», «Позвони маме».
Далее, не помешает социально-ответственная, актуальная проблематика. Здесь вот – секты, тема памяти.
Обязательно про семью, родство. В реале большинство терпеть друг друга не могут, но, говорят, это хорошо продается. Беда сплотила семью – это самый попс.
Игра с формой: стенограммы, интервью, письма, сны и видения, мифы и бытовые байки. Немного нон-фикшна, это теперь любят.
Потребуется стандартный набор героев, сменяющих друг друга в ходе повествования. Ведь считается, что от одного центрального персонажа читатель сильно утомляется. А с несколькими - панорамнее, да и мы все с детства помним: «если с другом вышел в путь, веселей дорога».
Никакой линейщины. По ходу изложения рекомендованы скачки из былого, нет, не в грядущее (оно в современной литературе табуировано), а в настоящее. Никакой цельности – только мозаика, чтоб глаза разбегались.
Литературные переклички. Здесь у Поляринова, к примеру, злодей, сумасшедший ученый-антрополог, имеет знакомую фамилию – Гарин. Но в отличие от классического романа «красного графа» Толстого перемещается этот злой гений не из Советской России на закатывающийся Запад, а, наоборот, из прогрессивной и морально-устойчивой Америки в загнивающую Russia.
В итоге все должно упереться в тайны прошлого. Таков закон современной популярной романистики. Прошлое детерминирует настоящее, даже тогда, когда речь идет о его преодолении.
Нужно чувствовать свою аудиторию. Книжки нынче читает средний класс. Это элитное потребление. Поэтому и контингент в тексте должен быть соответствующий. Никаких доярок и слесарей. Вот и в романе Поляринова все сплошь режиссеры, биологи, психологи, антропологи. Самые скромные статусные позиции – заведующая поликлиникой и учительница английского (все знают, что в школе это белая кость). Люди ниже учительницы, видимо, расово несостоятельны, и существуют в романе где-то на уровне столов, шкафов и прочей мебели.
В центре романа согласно моде должна быть героиня, женщина. Тут и дань феминизму, и своего рода аналог обложки «Плейбоя» в одном флаконе. И нашим, и вашим. Мужик – скучен и неактуален. Женщина всегда хорошо продается.
А раз она главная, к ней должна прилагаться телесность. С менструацией Поляринов справился, правда, застенчиво отпустил на нее пару предложений (а надо хотя бы страниц), но вот с родами оплошал. Это зря, потому что роды должны быть обязательно. Роды – суть бытия. Ну, да учтет на будущее, нагонит.
Обязательна также добрая щепоть секса («она застонала, он торжествующе хрюкнул») и яркие положительные образы гомосексуалистов и афроамериканцев (для нас афророссиян). Увы, в романе Поляринова нет ни аболиционизма, ни гневного протеста против многовековой расовой сегрегации в России. Поэтому мировой и американский рынок ему не светит, основные условия не соблюдены.
Ну а так, почти похоже на среднестатистический американский роман, бестселлер «Нью-Йорк Таймс». Лубочная российская современность, американские 90-е и условно-советский 1986-й год, из которого тропки ведут в 1962-ой, когда советские рабочие боролись с антинародным режимом, повысившим цены на продукты на несколько десятков копеек. Люди хотели дешевого мяса, хлеба и масла, а получили свинец.
Обыгрывая события в Новочеркасске, Поляринов совершенно безразличен к их подоплеке. Тонкости не имеют значения. Важен факт демонстрации человеческой солидарности, а с кем и с чем не имеет значения. Гуманистические акценты расставлены заранее – тут люди, там «кровавый режим». Арифметика душ, конечно, неуместна, но раз речь зашла о памяти, отчего бы не вспомнить для сравнения Ленский расстрел 1912-го года? Там была такая же мотивация (поднимите зарплату, улучшите питание), а количество убитых перевалило за 150 человек (и мы не знаем какова все-таки точная цифра). Как здесь с сопротивлением в процессе работы над прошлым?
Вообще странно, что роман, посвященный памяти, настаивающий на том, что с вопросами памяти в СССР всегда начинались проблемы (а в каком обществе нет?), грешит пренебрежительным отношением к исторической достоверности.
В поляриновский советский 1986-й год верится с большим трудом.
Роман, бравирующий антропологической закваской, демонстрирует поразительную слепоту в вопросах советских социокультурных реалий.
Поляринову невдомек, что советский человек 1986-го года имел совершенно иную психологию, другую мотивацию.
Исследователь Титова, взявшийся за книгу о расстреле рабочих в Сулиме в 1962-м году (да кто ж такое издаст в тоталитарном совке?) выглядит посланцем из будущего, сравнимым с Алисой Селезневой из «Сто лет тому вперед».
Что за фантазии? Как Титов мог назваться антропологом?
В то время в СССР не могло быть никакой антропологии (это буржуазная, расистская наука), а только этнография и, с оговорками, социология. Изучение татуировок, и, стало быть, субкультуры заключенных в те годы выглядит крайне сомнительно.
Очаровательным анахронизмом выглядит утверждение о том, что в 1982-м году Титов получил грант (!) на свои исследования. Товарищ Поляринов! Идея грантования была глубоко чужда советской науке.
Столь же дикой и неуместной для советской реальности выглядит упомянутая массовая многолетняя контрабанда пантов за границу! Это ж не Техас и не Аризона.
Во-первых, кто бы такое позволил? И не надо баек про коррумпированную милицию. Даже если бы она была и куплена, слух об оленьем Клондайке прошел бы по всей Руси великой и докатился бы до более компетентных внутренних органов.
Кстати, еще одно чудо. Олени есть, а коренные народы отсутствуют. Очередной причудливый поворот «антропологического» романа.
Сюжет «одинокая женщина против целого города контрабандистов и браконьеров» слишком отдает Голливудом. Не надо смотреть столько боевиков на ночь.
Во-вторых: зачем советскому человеку большие деньги? Ведь еще со времен Остапа Бендера известно, что желание заиметь миллион в советском обществе лишено всякого смысла. Его не на что потратить. Виллы не построишь, «Порше» не купишь, в Рио-де-Жанейро не улетишь. Вложить тоже некуда: все вокруг народное, государственное. Начнешь шиковать – возникнет естественная тема нетрудовых доходов.
Хотя какой «Порше»! Цитата из романа: «На государственную зарплату выжить было нельзя». Резали оленям рога, чтоб купить учебники. Вот оно как, советское государство морило народ. Потому и бунт в 1962-м.
Представление Поляринова о советском обществе не просто туманно, от него веет дремучим невежеством. Но ведь и в отношении современности его взгляд не назовешь реалистичным. Регулярные перелеты с одного края страны на другой? Да кто ж столько получает? Ученые, наблюдающие за китами? Да кому они нужны? Это он в американском романе прочитал. «Сотни часов на психиатра»? Наши люди так не поступают. «Возьмите отпуск на год?». У нас так не делают – выкидывают на улицу «по собственному желанию».
То есть вся российская часть книги – сплошная проекция американской действительности на наши реалии. В этом плане разницы между «Рифом» Поляринова и романом американки Джулии Филлипс «Исчезающая земля» о Камчатке практически никакой. Уровень представлений о России у американской журналистки, откатавшей по стране пару лет и природного «русака» Алексея Поляринова примерно одинаков. Оба глядят на нее из любимого американского далека. Если Америка выписана у Поляринова с любовью, и, судя по всему, со знанием дела, то стоит ему перейти к российской части, как повествование становится неестественным и деревянным.
Роман американки о России – вещь, как бы, понятная, а вот американский российский роман – это воистину странная диковина. Зачем нам нужна российская сборка по лицензии, если можно сразу взять американскую?
Хотя, может, нас к чему-то готовят. Существуют же перелицованные на россиянский лад американские сериалы. Отчего бы не начать так делать и с книгами? Меняешь Джейн на Женю, Пола на Пашу, а Оклахому на Пермь – и понеслась. В этом деле роман Поляринова – переходная стадия. Пока лицензионная только схема сборки текста, а после подгонят и такие же комплектующие, положив конец кустарщине.
Уровень «осведомленности» Поляринова о России в достаточной мере отравляет впечатление от книги. Но если заглянуть за верхний слой, станет понятно, что ситуация еще хуже.
«Риф» – не более чем набор пестрых картинок. Как и было сказано, никакого анализа происходящего. Общеизвестные факты о сектах (в тексте есть что-то вроде справки из Википедии и свидетельств очевидцев). Страшилка: они до тебя доберутся, ты и сам не заметишь.
По факту перед нами расфокусированное повествование, ни на чем конкретном так и не сосредотачивающееся. Если хорошо задуматься, то возникает вопрос: о чем мы только что прочитали? О «сильных женщинах», о секте с неопределенной системой вероучения (не любят современности и стремятся отбросить рога прошлого), о страдающем человеке-загадке Гарине?
Промелькнуло вроде много чего, больше всего сведений из серии занимательные факты – какие суеверия существуют, как забавно смотрится русский для англоязычного, у американской секты сильная рука. А в итоге ничего не осталось. Мы все время скользили по поверхности к финалу, который, в действительности, не подводит нас ни к какому логическому концу, да и сам представляет собой нечто невнятное.
Поляринов, конечно, не писатель, и никогда им не будет.
Он не понимает главного, что книга черпает свое основание в реальности (субъективной, объективной), а не в механическом компилировании отработанных литературой сюжетов, коллизий, и разного рода историй.
Но дело все же не в этом, а в том, что мы дожили до поколения отечественных авторов, не имеющих представления о стране, ее истории от слова «совсем», до литературы абсолютных инопланетян в своем Отечестве, но считающих себя вправе поучать нас, разглагольствуя о памяти, покаянии и правильной русской жизни.
