Зигмунд Фрейд был неправ
#новые_критики #новая_критика #ципоркина #квир_культура #левенталь
В свое время Зигмунд Фрейд писал: «Гомосексуальность, несомненно, не преимущество…»— далее пускаясь в рассуждения о том, что оно и не порок, и не унижение, и не болезнь. Однако столетие спустя мы убедились: в первом высказывании герр Фрейд был абсолютно, безнадежно неправ. Хотя еще десять лет назад казалось (по крайней мере некоторым из нас казалось), что ничего из происходящего сегодня с нами не случится, ведь это попросту невозможно.
Между тем новый дивный мир подкрался незаметно. Запад внедряет толерантность в современную культуру в приказном порядке (и пытается уничтожать ту часть культуры, которая не вписывается в рамки толерантного) — да и наша творческая прослойка пытается повиноваться этим приказам, даром что здесь им не там, публика не приветствует навязываемую ей толерантность. Ни там, ни здесь, что весьма показательно.
Но все же, несмотря на сопротивление публики, идею усердно продавливают — и плевать «продвигателям» на традиции и даже на «указания сверху», выгода важней. Однако qui prodest? Prodest-то qui? Создателям ли произведений квир-культуры, мечтающим о любви народной к своему детищу? Тем ли, кто пытается стать основоположником нового направления в искусстве? Издателям и продюсерам культурного продукта, изначально обреченного на провал в прокате и продажах?
Не пытаясь потрафить конспирологам, приведу мнение тех, кого не обвинишь, что они не знают, как устроен литпроцесс и на кого рассчитан.
Игорь Панин в своем интервью говорит: «…подобным образом сейчас многое устроено в так называемом «литпроцессе». Наградить нацменьшинства, поощрить секс-меньшинства, отчитаться перед вышестоящими инстанциями, при случае неплохо заработать, распилив государственный (как правило) грант, а литература — при чем тут она?!»
Не поблагодарив отечество за гранты (выданные чаще всего вслепую, без единой мысли о том, кому всё это выдается и на что), очередное «беспристрастное жюри» очередной «прозрачной премии» вручает если не первый, то утешительный приз «передовому» автору, который на деле ни Богу свечка, ни черту кочерга.
Панин прав, утверждая: «…если продвигать сильных авторов, судить по гамбургскому счету, то никаких шансов на победу у лесбиянки с гомосексуалистом не будет… В советское время была идеологическая цензура, которую совершенно справедливо ругали. Но сейчас мы столкнулись с цензурой в сто раз хуже». С цензурой либеральной прослойки, безраздельно оккупировавшей современную литературу. С цензурой, воюющей с традиционными ценностями, не покладая клавиатуры.
В современных произведениях на квир-тематику, как правило, нет ничего самоценного в литературном смысле. Они служат идеологии, но никак не литературе. Психологический и социальный аспект их странен и напоминает скверно нарисованный сеттинг компьютерной игры, но отнюдь не реальность, хоть бы и творчески переосмысленную. Персонажи похожи на компьютерных неписей, которых после исполнения заданной разработчиком роли убирают с глаз долой, история их жизни замирает, а публика, по идее, должна утратить к ним всякий интерес.
Словом, пишутся «квир-книги» отнюдь не как полноценные литературные произведения, а как новеллизация игр и сериалов, в которых герои не имеют достаточной ценности для сюжетных перипетий, а являются всего лишь функциями — и эти функции легко можно изъять или заменить, если гаджет не тянет или игрокам не нравится сеттинг/сценарий/персонаж. Но как быть, если игрокам не понравится вся игра в целом? Это же катастрофа! И в дело идет маркетинговая критика.
Так, читательскую реакцию на «передовые», но весьма скверно написанные вещи критики стараются предупредить, нанеся превентивный удар по читательскому эго. Так, в предисловии Вадима Левенталя к книге Упыря Лихого (Е. Одиноковой) сказано: «Да, многие сцены романа могут оказаться для неподготовленного читателя шокирующими. Шок может прежде всего выразиться в реакции отторжения… много новых слов, описывающих незнакомые большинству читателей реалии. Реалии эти имеют отношение в основном к порнографии и к маргинальным сексуальным практикам».
Не правда ли, удивительно, что на одну из самых крупных премий выдвигается книга, описания в которой имеют отношение к порнографии?Причем по большей части именно к ней и ни к чему более: «Славянские отаку» по сути всего лишь слэшный фанфик, несмотря на амбициозное заявление автора романа на вручении памятного знака от «Национального бестселлера: «Я надеюсь, что сегодняшняя церемония поможет и ЛГБТ, и разрешению украинского конфликта».
Чем именно может помочь благому делу фанфик? Вернее, его сюжетная линия, повествующая, как братья с Украины завели порно-видеоблог, чтобы заработать денег. Их не смутила сомнительность заработка, как не смутил и гомосексуальный инцест на камеру. Впрочем, читателя, если он хоть сколько нибудь знаком с японской субкультурой аниме (а кто, скажите, в наши дни с нею незнаком?), этим не смутить, не надейтесь.
Смущает на самом деле другое— знакомая по временам полувековой давности изворотливость литераторов в описаниях того, чему должно служить данное произведение и чем оно может быть полезно… в общественном и даже государственном плане. Дружбе народов, например, поспособствовать. Причем не только русского и украинского, но и многих других…
«Сергеич крепко обнял Егора и прошептал:
— А хочешь, усыновим сладкого шоту из приюта?
— Малыш, извини, но мне не нравится эта идея. Ты трахнешь и шоту, и лоли, и собаку с котом. Сережа, ты понимаешь, насколько ты извращенец? Тебе нельзя доверить ребенка.
— Но я правда очень хочу детей, — обиделся Сергеич. — Вечно тебе надо все опошлить. Короче, давай так. Оба накончаем в пробирку, перемешаем и зальем в какую-нибудь таджичку. А когда родит, заплатим ей миллион и в графе «мать» оставим прочерк. И оформим совместное опекунство.
— И на хера нам таджик? — сказал Егор. — В Нерезинавске мало таджиков?»
Видимо, подобные диалоги, должны помочь ЛГБТ вызвать читательскую симпатию к геям. С той же успешностью, с какой и погасить конфликт России и Украины.
Но почему, спрашивается, публика после намеков на педофильскую подоплеку усыновления геями сирот должна лучше относиться к однополым парам? Если вы утверждаете, что произведение имеет целью примирение широких читательских масс с некими социальными явлениями (до недавних пор считавшимися социальными язвами), отчего бы не выяснить, насколько оно действительно примиряет? Если спонсору (или Министерству культуры) обещают, что получатель гранта станет работать на определенные цели, нелишне будет удостовериться в результатах проделанной работы… Ан нет. У Минкульта и спонсора всегда найдутся дела поважнее, чем выяснять, что на их деньги втихаря клепают инженеры душ.
Вот бы еще узнать, что это за важные дела такие. А то в былые годы идеологи не были так опрометчивы, как современные.
Забавно обнаружить, что и десятилетие назад, и сейчас в СМИ встречаются утверждения такого рода: «Идея о знаке равенства между гей-движением и педофилией представляется… не столько проясняющей ситуацию, сколько отвлекающей внимание общества, создающей иллюзию, вредную уже тем, что она как минимум излишне упрощает картину мира, вешая всех собак на тех, у кого как раз, может быть, совсем другие интересы». Верно говорит А. Кузьменков, «Вадима Андреевича в большинстве случаев следует понимать с точностью до наоборот».
Писатель, эксплуатирующий тему гомосексуальности, сколь ни удивительно, и сам не верит, что его персонажи другие, нежели представление о них «мещан и обывателей». Из произведения видно: и сам-то автор принадлежит к мещанам, с чьей косностью он якобы борется. Вот почему в его произведениях днем с огнем не сыщешь полноценно раскрытого конфликта между обывателями и маргиналами — если эта тема затронута, то фактически пришита на живую нитку. Нет героев, которые бы занимались чем-то кроме добросовестного ребяческого разврата. Нет образов, характеризующихся чем-либо помимо сексуальной ориентации. Нет понимания, с какой радости повествование идет про однополые отношения, которые на деле являются упрощенной схемой отношений гетеросексуальных.
«Квир-тематические» соратники усердно ищут так называемую свежую фишку, отличающую их от общей массы — или маркетинговых ходов, которыми можно соблазнить потребителя. Вряд ли они всерьез предполагают, что изображение какого-либо народа или социальной прослойки в романе, больше похожем на новеллизацию игры, будет способствовать взаимопониманию и зарождению симпатии в сердцах читателей. Однако для получения гранта, для легализации продукта, «имеющего отношение к порнографии», непременно следует придать данному продукту передовое звучание и общегосударственное значение. А также назвать автора неоднозначным, но талантливым и способным на выдающиеся творческие находки.
Отклонившись ненадолго от темы, я, как читатель, могу лишь задать вопрос: какие такие находки можно отыскать в произведениях, беззастенчиво паразитирующих на фанфикшене? Причем абсолютно не секрет, из каких соображений.
У сайтов фанфикшена практически всегда большая аудитория, некоторые «горячие работы» получают тысячи лайков. А значит, рассуждает современный литератор (как, впрочем, и издатель), что-то в этом есть, публика хочет об этом читать. И правда ведь, у порнографии самая обширная аудитория, а призывы к воспитанию молодого поколения с помощью современного искусства тот же Левенталь второй десяток лет обливает презрением: «…старые дуэньи с завидной регулярностью запускают механизм общественной дискуссии о гомосексуализме только для того, чтобы не говорить о главном… старым дуэньям пора отправляться в монастырь — замаливать грехи».
Удобно сваливать негативную критику на личную гомофобию всех, кому не понравилось квир-произведение. Обвинить критика в ханжестве и желании, чтобы вся современная литература была исключительно дидактической. Дидактика, надо признать, в художественном плане бывает ничуть не лучше, чем порнография. И то, и другое может быть сделано одинаково плохо. «Оба хуже». Однако дидактические произведения никогда не будут иметь высоких продаж, как произведения скандальные, а то и порнографические. Как говорил герой пьесы Жана Ануя «Орнифль, или Сквозной ветерок»: «Поэт знает только одно — заказ». Отчего бы не присоединиться к столь перспективному заказу, до сих пор выполняемому задаром (!) никому не известными сетераторами?
Авторы фанфиков, точно так же, как В. Левенталь, в течение долгих лет слаженным хором заявляли, что их творчество предназначено для своих, для определенной субкультуры, а не для широкой публики. А следовательно, ни в какую «боллитру» фикрайтеры не лезут, пишут для себя и для своих единомышленников, для узкого круга любителей слэша, рерайтинга и ретеллинга. И убедительно просят не соваться в их междусобойчик с неуместной литературной критикой, у фансервиса совсем другие цели. А через несколько лет — voila! — нам предлагают те же мотивы и «кинки» в самой что ни на есть большой литературе. Большой современной литературе. Ничего не напоминает?
Современная литература, как, впрочем, и фанфикшен, оставив в далеком (десятилетней давности) прошлом россказни про то, как «доблестные блюстители нравственности, потрясая крестами, будут душить какие-нибудь фестивали квир-культуры — мероприятия заведомо маргинальные, рассчитанные на сотню-другую участников», резво формирует новый тренд. А из тренда впоследствии так легко будет вылепить квоту на толерантность к квир-сообществу — а коли повезет, то и полицейский надзор за всеми этими поэтами-прозаиками-сценаристами и прочая… Задел на будущее, богатое заказами и премиями.
В тот момент, когда официальные лица, занимающиеся культурой, оценили силу фансервиса и решили использовать ее под надежным прикрытием в виде идей толерантности, неприметный междусобойчик как по мановению бузинной палочки превратился в новое направление в искусстве. И если ранее это сообщество требовало для себя послаблений со стороны критики как движение узконаправленное, специализированное и предназначенное лишь для небольшой целевой аудитории, то вот оно уже и аудиторию ищет самую широкую, и резонанс общественный, и премии престижные, и влияние на умы, и вообще всё, что полагается передовому и модному тренду.
Главным для множества творческих личностей в разные времена было вписаться в иерархию, объединиться в профсоюзы, сформировать стаю. Можно хором проповедовать те или иные догмы, заявлять, что сеют они разумное, доброе, новое, причем всей стаей, пардон,творческой группой. И пусть их, мало ли было в истории искусства замечательных объединений, куда входили талантливые люди…
Но, похоже, не приходится ждать от квир-объединений, что в ближайшие десятилетия они «выйдут из квир-пеленок», как обещала Елена Георгиевская (ныне Леонид Георгиевский). Возможно, потому, что никаких целей, связанных с литературным процессом, у них нет. Отсюда и возникают многия проблемы литературного искусства — что само по себе оно интересует не так уж много литераторов. Все их цели на поверку лежат в плоскости премиального процесса, который абсолютно параллелен литературному и нигде с оным не пересекается.
