«НАЦБЕСТ-2022»: ЛАВБУРЖЕРЫ
(К. Буржская «Мой белый»; М., Inspiria, 2021, «Зверобой»; М., Inspiria, 2022)
#новые_критики #новая_критика #кузьменков #ксения_буржская #зверобой #нацбест #квир
Из чего же, из чего же, из чего же сделана женская проза?
Несколько лет назад я уверенно отвечал: из платочков, из чулочков, из дефлораций, из менструаций. С учетом вновь открывшихся обстоятельств в реестр надо внести девиации: без них никак не комильфо-с. Тут все руку приложили – от бабушки Улицкой до юниорки Васякиной. И примкнувшая к ним Буржская.
В Госдуме явно не читают российский худлит. Кабы читали, – исключили бы наш литературный гей-парад из сферы применения статьи 6.21 КоАП: ведь скучнее программы «Время» и потому никого не совратит с пути истинного. Нестерпимо жеманный Бушуев: «Искалеченные рояли бредят мировой инфлюэнцей». Пластилиново аморфный Ильянен: «Когда то гордый ет сетера. Ван Гог. Пар экзампль: где выход? Вот прочитал, что Гоголь изнурил себя онанизмом». Безграмотная Ануфриева: «Кровать в форме бизе». Безграмотная же Васякина: «Домогался до моей коллеги». Протокольно нудная Горбунова: «Трахались мы ровно три раза», – а что, возможны десятичные дроби?
Иного не дано. Если автор назначает козырным тузом квир, значит, других козырей на руках нет.
Однако нынешнему «Нацбесту» впору перекрашивать свою красно-голубую эмблему во все цвета радуги: ЛГБТ там правит бал – в лонг-листе как минимум шесть текстов, по числу полос на известном стяге. Валитов, Печейкин, Некрасова, левентальский дуэт. И Буржская в двух экземплярах.
Данные анамнеза пациентки Б. скудны, но впечатляют. Буржская – соведущая Татьяны Толстой на YouTube-шоу «Белый шум»: вот и пропуск на ярмарку литературного тщеславия. Место службы и того любопытнее: Алисой работает. В смысле, спичрайтером голосового помощника. Ах, Алиса, как бы нам встретиться, как поболтать обо всем?
Встретились. Болтать оказалось не о чем. Ибо от Вильмонт или Кисельгоф К.Б. отличается разве что нетрадиционной ориентацией героинь. А в остальном – те же платочки, чулочки и сопли в сахаре.
Два текста К.Б., номинированные на «Нацбест», настолько похожи, что слипаются намертво – бульдозером не растащить. Фабульные ходы на редкость разнообразны. «Мой белый»: художница Саша хочет гинеколога Веру, Вера хочет интерна Машу, девочка Женя, зачатая в пробирке, хочет музыканта Леню, а Леня хочет татуировщика Витю. Несчастная Женя плачет и дрочит. «Зверобой»: антрополог Демьян хочет журналиста Марьяну, Марьяна хочет бизнес-вумен Олю, Оля хочет какого-то Андрюшу, потом вообще никого не хочет. Несчастная Марьяна плачет и дрочит.
Повсюду стр-расти роковыя, и от судеб спасенья нет. Герои изображают любовь с мастерством уездных трагиков: навзрыд-взахлеб, с заламыванием рук и прочими мелодраматическими жестами и позами.
«Маша думает: я тебя убью»; «”Пристрели меня”, – думает Марьяна»; «Ты вырвала из груди мое сердце, и оно перестало болеть»; «Все вены в моих руках заискрили»; «Вены застыли в моих руках»; «Что-то вроде рыбы-пилы в грудной клетке»; «У нее в горле гаечный ключ», – пожалуй, хватит для дегустации.
Персонажи десятилетиями трагинервически маются от неразделенных чувств, что наводит на мысли о поголовном тяжелом неврозе: не человека тут любят, а собственные болячки, которые азартно ковыряют, – пока те не загноятся.
Но если повальный мазохизм кончится, писать Буржской станет не о чем. Ей и так особо не о чем писать, договорный объем приходится заполнять белым шумом – благо не привыкать после ютюба. В «Зверобое» к векторным отношениям зачем-то приделана энтомология. Я ждал аналогий с сексуальным каннибализмом кругопрядов или богомолов, – не дождался. В «Мой белый» имплантированы многословные и ненужные пародии на «Магазин на диване» и женский покетбук (уж чья бы корова). И повсеместно – тягучие цепочки однородных: «Джинсы, состоящие из прямоугольных дыр, пушистые розовые банты, короткие бессмысленные джинсовки без рукавов, спортивные футболки, обтягивающие барабаны мужских животов, милитари-шорты, штаны под змею», – и это, учтите, лишь четверть абзаца.
Роль композиции, вполне по товарищу Ленину, играют разброд и шатание. Вместо внутренней логики текста – авторская прихоть. Сюжет шарахается из угла в угол, как таракан после дихлофоса: а давайте про букашек поговорим. Или про аудиокниги. Или про полароидные фотки. Или про психотерапию. Или про котиков.
Стиль? – гламурно-галантерейный, всякая фраза расшита бисером и стеклярусом: «сердце мое в ушах забивало сваи», «молчание тягостным желе накрыло ее», «под ключицей разрасталось, цвело и зрело дофаминовое цунами». Авторесса между делом роняет: «Вы попали в храм абсолютной безвкусицы». Убедительный автопортрет, хоть и по другому поводу сказано.
Желание быть красивше то и дело приводит К.Б. к открытиям, в основном анатомо-физиологического свойства. Про искрящиеся вены вы уже наслышаны – ладно, не буду зверствовать: худо-бедно сойдет за метафору. А вот уже серьезная патология: «бледные скулы были все время печально напряжены», – подвижная скуловая кость? Помилуйте, ведь этак глаза выпадут. Глянь-ка, и впрямь выпали: «кивнула, уронив глаза в пол».
Насчет матчасти можете даже не спрашивать. «Мой белый» – это современность, условный 2020-й. Художнице Саше – 40+. То есть примерно 1975-77 года рождения, не моложе. При этом ее пол определили «на втором контрольном УЗИ». Ну, во-первых, не УЗИ, а УЗД – так называлась методика в советские времена. Во-вторых, по непроверенным данным, первый в СССР аппарат УЗД появился в 1979-м. Да и то в Свердловске, а не в Ленинграде, откуда Саша родом. До этого момента все УЗД-сканеры в стране числились экспериментальными и в практической медицине не применялись. Пробирочной девочке Жене стукнуло 16: стало быть, 2004 года рождения. Однако пишет: «38 540 подписчиков в мамином Инстаграме увидели меня раньше, чем я осознала, что это я». А ничего, что первая версия инсты датирована 6 октября 2010-го? Понедельник начинается в субботу, ага, – и отнюдь не в стругацком смысле.
Но слащавый язык или вывихнутый во всех суставах календарь, – это, право, мелочи рядом с актуальной повесткой.
Осознание женской телесности? – как же без него-то! Записки на прокладках Always:
«Зачем каждый месяц яйцеклетка выходит наружу – как будто, не обнаружив внутри ни одного сперматозоида, она отправляется в большое путешествие на его поиски. Супергероиня – яйцеклетка в этот момент выглядит как Амазонка, на ней синий с красным костюм и развевающийся на ветру плащ (обязательно!) – взбирается на гору, чтобы сразиться с драконом, найти сокровище, обрести любовь – и погибает».
Male chauvinist pig? – как живой: «– Ты трахаешь мою жену, – однажды все равно приходит муж. Муж появляется так или иначе. Второстепенный герой. – И что мне сделать с тобой? – интересуется он и подходит ближе. Он бьет меня по лицу. Одним рывком разрывает ремень на моих джинсах. Он рвет на мне одежду. И берет меня со всей своей обидой, злостью, ненавистью».
Кстати, единственный более-менее симпатичный представитель мужла в «Моем белом», откуда цитата, – музыкант Леня. Надо думать, потому что голубизной отливает.
И колокольный квир во всю ивановскую: «Она хотела бы целовать ноги Ольги от щиколоток до колен, а потом выше и выше, постепенно вытаскивая ее из юбки, как из чешуи морской».
Пойду-ка полюблю буфетчика Петрушу. Авось в будущем году «Нацбест» дадут. Или, на худой конец, номинируют.