«НАЦБЕСТ-2022»: ЗАМРИТЕ, АНГЕЛЫ!..
(Ю. Кисина «Бубуш»; М., АСТ, 2021)
#новые_критики #новая_критика #кисина #бубуш #нацбест #кузьменков
И снова трепетная лань в одной упряжке с козлом вонючим. Мать вашу через коромысло, ну сколько можно?!
Сколько нужно. Ибо тенденция.
Заплачки, плохо загримированные под прозу, нынче в чести: литература травмы, понимать надо. Поводом для многостраничных причитаний может быть что угодно: насморк, перхоть, кариес, прыщи. Замрите, ангелы, смотрите: я страдаю!
А уж пожалиться на арбузеров и разных прочих газлайтеров сам Бог велел. Равно и Елена Данииловна Шубина, чуткая к рекомендациям Вашингтонского обкома и маркетологов из «Эксмо». «РЕШке» давным-давно пора издавать серию «Мученицы»: Некрасова, Долина, Богданова – лишь то, что попалось мне на глаза в последние полгода. А теперь еще и Кисина.
* * *
За «Бубуш» я принимался с гибельным восторгом: не думали, братцы, мы с вами вчера, что нынче умрем под волнами. Досье авторессы не сулило иного исхода.
Средней школой для Ю.К. стала тусовка концептуалистов: Пригов, Сорокин, Пепперштейн, и другие чудаки не на ту букву. Высшее образование пишбарышня получила в заднеприводном «Митином журнале», – неформалы и ненатуралы у нас издавна выступают единым фронтом, поскольку дружно почитают ужимку художественным приемом.
Переехав в толерантную Германию, Frau Kissina самовыразилась по самое некуда. Малевала картинки детсадовского уровня – хотя вру: детсадовцы анатомию и композицию лучше чувствуют. Сформулировала «Десять тезисов художественного аморализма». Знакомила овец с экспонатами Музея Современного искусства во Франкфурте-на-Майне. Отрихтовала таинство исповеди, учредив отпущение грехов по телефону. Основала «Клуб мертвых художников», где вызывала духи Поллока, Дюшана и Малевича.
Нормальная такая биография, ага. Творческая.
При всем при том Юлия Дмитриевна – человек на редкость практичный, способный монетизировать свои эстетские <censored>: две стипендии Берлинского Сената, стипендия Дрезднер-банка. Нынче вот на «Нацбест» покушается.
* * *
На старт тараканьих бегов номинантка явилась не с пустыми руками: упаковала в одну обложку весь комплект актуальных трендов: нацизм с холокостом да абьюз с психотравмой. Большое жюри, знамо, в восторге. Топорова: «Невероятно обаятельная книга о любви и безумии». Кронидова: «Это не любовный роман, это тот самый универсальный метафизический текст». Богословский: «Произведение талантливое и глубокое».
Коллеги, у меня уже мозоль на языке: учите матчасть. Для особо талантливых – по слогам: у-чи-те. И по-ленински еще раз учите, чтобы не выглядеть дебильными дилетантами, как сейчас.
Кисина попросту пересказала повесть Марины Палей «Ангажементы для Соланж», опубликованную в 2010-м. Доказухи – как говна за баней. И там, и сям – белые акации, цветы эмиграции. И там, и сям – не вполне адекватный бойфренд: у Палей – патологически скупой голландец, у Кисиной – американец, который вообще ходячая патология. И там, и сям – утехи на матрасе, покрытом изрядно потасканной простыней: у Кисиной – из секонд-хенда, у Палей – грязной и местами рваной. И там, и сям – финальное бегство героини. И там, и сям – непролазный бурелом корявых красивостей: палейские «долговязые лапы» стóят кисинского «рта, запертого на чугунный подбородок». И далее по списку, вплоть до прямых заимствований. Палей: «Вечер и ночь я провела на еврейском кладбище. Широкие гладкие надгробные плиты были похожи на крышки концертных роялей». Кисина: «В роялях я всегда усматривала нечто похоронное, а тут их было целое горемычное кладбище».
Если кому-то этого мало, у Кисиной есть и косвенная отсылка к первоисточнику: «Вся осень прошла, как во сне саламандры», – М.П. тоже охотно эксплуатировала ящерку, в том числе и в «Ангажементах».
Очень обаятельный… э-э… ну, пусть будет постмодерн. А также глубокий и метафизический. Ладно, оставим косяк на совести нацбесов, тем паче у них смягчающее обстоятельство: Шубиной перечить – себе дороже.
* * *
Общее представление о фабуле вы уже составили, мне остается лишь раскрасить контуры. Безымянная героиня, русско-еврейская девочка-богемочка третьей свежести познакомилась на литтусовке с американским поэтом и художником Энди Шварцем (у Палей, раз уж к слову пришлось, был просто художник). Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь: «Через два часа я уже любила его до смерти». Как же не влюбиться-то, ведь на редкость обаятельный чувак: 60-летний обмылок бит-поколения, безработный экс-алкоголик, немытый и нечесаный, с перебитым шнобелем, пластмассовой челюстью и татухами повсеместно.
Импортный цудрейтер для начала устроил вдрызг влюбленной мейделе ромашку – то к сердцу прижмет, то к черту пошлет. В итоге выпал нечетный лепесток: прижал и пригласил к себе в Сан-Франциско. А там грянула Хрустальная ночь длиной едва ли не в полгода – грязища, приступы ревности, фобии, бесконечные рассказы о собственном величии и покойной мамеле, инсценировка суицида. В общем, женская драма шекспировской силы:
«У меня расстроилась поджелудочная и расцвела язва, а главное – меня мучили газы и поверх поноса установился стойкий запор. Я почти все время проводила на толчке с книгой в руках».
Замрите, ангелы!..
Хм. Милая, а вас в этот дурдом под конвоем привели? Нынче психопата вычислить – не бином Ньютона; Google в помощь: вот триада Ганнушкина-Кербикова, вот алгоритм Хэйра – сопоставляйте и делайте выводы. Ан нет:
«Я так и представляла себе настоящую любовь, неистовую и саморазрушительную, потому что в моем понимании любовь, а точнее, страсть должна быть дисбалансом и закончиться великой трагедией».
А зохен вей, вы имели приключения на тухес, но кто ж вам виноват?
Хотя не все было безысходно и безотрадно. Случались и светлые минуты:
«Я могла щекотать его анус и даже вставлять туда палец. Это была наша великая тайна. Потом я этот палец нюхала и давала понюхать ему, и мы хохотали, как малые дети. Мы были счастливы».
Высокие отношения, таки ойц…
* * *
Кисина, повторяю, особа весьма практичная. Незатейливый автофикшн насчет мужиков-козлов – это для неопытных юниорок вроде Долиной. Ю.К. усилила тему абьюза, неумело и наспех зарифмовав ее с холокостом: мол, птица Аушвиц бьется в мой мозг, и вообще я умерла шесть миллионов раз. Ой вей! Зискейт, сейчас закажем кадиш авелим.
Но и этого показалось мало, понадобился мистический фундамент. Так вот, Гитлер в оккупированном Париже по оплошности приласкал маленькую мадемуазель Кушнер, будущую миссис Шварц. Тут и пошла цепная реакция:
«По лицу фюрера плывет светлая улыбка. Он подходит к Софи и гладит ее по голове, передав ей этим что-то НЕПРЕХОДЯЩЕЕ и НЕВИДИМОЕ (что потом она передаст своему будущему сыну)».
А дальше случилось страшное: авторессу понесло. Пытаясь выразить это самое непреходящее и невидимое, она выстроила совершенно онейроидный мир, «содом с геморроем». По стенам ползают красные рыбы и полужидкие малиновые дьяволы, на ужин подают зародыши инопланетян в соусе из соплей нерожденных динозавров, призрак миссис Шварц слоняется по крыше, смолит «Житан» и материт сына за порочную связь с восточноевропейской шлюхой, – это все раскавыченные цитаты. Чувствую, однако, что и без настоящей не обойдусь. Уж очень сочная, как сопли нерожденного динозавра:
«Женщина, сидевшая напротив, раздвинула ноги, и мой взгляд упал туда, куда смотреть было вовсе не обязательно. Оттуда за мной наблюдал искусственный глаз».
Ю.К. до того старательно играет в безумие, что love story тоже выглядит совершенно наигранной и надуманной и никакого сострадания не вызывает. Не в первый раз говорю: гвоздь в сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете, а потому в декоре категорически не нуждается. Счет 1:0 в пользу юниорок.
* * *
Как «Бубуш» сделана в литературном отношении? – из рук вон скверно, ничего другого «РЕШка» не публикует.
История про красавицу и чудовище кончается, простите за очередное матерное слово, виктимблеймингом: за что боролась, на то и напоролась. А другой идеи не вижу: то ли вынесена за скобки, то ли вообще отсутствует. В романе уже отыскали столкновение Запада и Востока, современную версию «Анны Карениной» и вообще текст, который надо не считывать, а ощущать. Так себе аттестация: всяк рецензент заполняет смысловой вакуум по своему усмотрению.
Композиция откровенно клиповая: Париж 1942-го – сын-шизофреник – Сан-Франциско 2013-го – Керуак – пьяные московские битники – Буковски – Каракас 1947-го – салафиты… Лоскутное одеяло повествования тщетно пытается сойти за кружево: дескать, у нас тут тонкие ассоциативные связи. Настолько тонкие, что без микроскопа и не разглядишь.
Кругозор авторессы – ну, это чистой воды Пастернак: поверх всех мыслимых барьеров. Кисина дополнила программу по литературе для 6-го класса Достоевским, засадила калифорнийское побережье пиниями да изобрела трясущийся счетчик Гейгера. Юлия Дмитриевна, вы его часом с вибратором не попутали?
Язык Ю.К. – удовольствие для гурманов с мазохистскими наклонностями, кунсткамера словесных уродцев:
«ходил за мной, как утка с глазами гиены», «его трясло, как червя в кипятке», «счастливая цветочная ртуть», «хорошо темперированная моча».
Лебн, вы таки поссорились с мозгами? Впрочем, закономерно. Орнаментальность у наших пишбарышень служит не изобразительной точности, но авторскому самолюбованию – со всеми вытекающими.
* * *
Лучшим эпилогом к русско-американской мелодраме будет сентенция русского американца Бродского: «Красавице платье задрав, / видишь то, что искал, а не новые дивные дивы». С женской прозой редко бывает по-другому.
И ангелы не замирают. Не от чего.