ПАНИХИДА ПО САРУМАНУ
С глубоким прискорбием извещаю публику о безвременной кончине «Книжной полки Вадима Левенталя». Намедни добрый доктор «Городец» констатировал биологическую смерть импринта:
«Куратор Вадим Левенталь выпустил более ста прекрасных и будоражащих воображение книг, издавал современных классиков и открывал новые имена. Так сложились обстоятельства, что “Книжная полка Вадима Левенталя” закрывается. Мы благодарим Вадима за “Полку” и расходимся друзьями, иначе и быть не может».
Конечно, не может: aut bene, aut nihil. Однако есть у поговорки и еще один вариант: aut bene, aut nihil nisi verum. Чем, стало быть, и займемся.
После того, как мэтр Топоров отбыл к праотцам, Левенталя допустили к рулю «Нацбеста». Жизнь удалась. И что вы себе думали? Некоторым, чтоб иметь счастье, таки нужно еще немножечко шить. В издательстве «Флюид FreeFly», а потом в издательстве «Городец-Флюид» появилась «Книжная полка Вадима Левенталя», чьи обложки, под стать знаменам Изенгарда, украшала растопыренная пятерня.
Первое же изделие питерского Сарумана – роман Богословского «Зачем ты пришла?» – способно было озадачить всерьез и надолго. Неизлечимое косноязычие то и дело возносило автора до немыслимых психоделических высот:
«Я таскал на себе мешки, набитые клацающими ртами всепожирающей тоски»; «Глаз у тебя стал стеклянным, как всегда в моменты душевной яичницы».
Кое-как проплевавшись после яичницы по-богословски, я отдышался и понял: иного не дано.
Ведь и сам Вадим Андреевич – маститый прозаик. Правда, опусы его остро нуждаются в переводчике. Левенталя вечно заносит. То в ненужные макаронизмы: «childfree есть не что иное, как fearful». То в синтаксический и смысловой бурелом: «То, что он мог бы сказать – но что сказать боялся, потому что знал, что этот ответ не лучше других, – это что, в действительности, он просто забыл, почему».
Не менее удивителен дивный новый мир, что живет и полной грудью дышит на страницах книг В.Л. То на пальмовых листьях проступит коричневый окоем. То героиня порежется женским бритвенным станком чуть ли не до полной гибели всерьез – аж госпитализировать пришлось. То в 1941-м явятся красноармейцы в погонах… ну, вы поняли.
Вводная сулила неотвратимое знакомство с левентальскими братьями по разуму. Вскоре прогноз стал сбываться с нездешней силой. Боевые урук-хаи Сарумана Андреевича сделали бы честь даже Канатчиковой даче. Одна воображает себя суровым геем и говорит о себе исключительно в мужском роде. Второй публично дрочил в бассейне «Москва» и навалил кучу под полотном Ван Гога в Пушкинском музее. Третий прибил яйца к брусчатке Красной площади и по-вангоговски откромсал себе ухо, предварительно раздевшись догола. Башибузуки. Янычары. Спецназ.
Старт «Книжной полки» был триумфален. Городецкие урук-хаи били в барабаны, а Саруман на всех углах читал черные заклятья: «Наш литературный процесс напоминает пресный супчик в городской больничке. Невкусно, пресно, без перца и без соли».
Разнообразить меню решили баландой из добросовестного ребяческого разврата. В основном, из тухлой гомосятины. Вроде этой:
«Мы вон с Андрюхой как-то бухали-бухали, а потом я ему говорю: “Слушай, а хочешь меня <censored>? Ну это не как пидоры, не подумай, а просто из любопытства”. А он такой: “Да <censored>, давай!” Ну портки сняли, да он мне засадил. Больновато, но <censored>. По пьяному-то делу». (Влад Ридош «Пролетариат»).
«Томас-Кончита, виляя бедрами, стянул джинсы и трусики-бикини, улегся на стол, привычным движением развел ягодицы. Как только Дмитрий вошел в певца, тот издал свое сладкое “ах”» (Роман Богословский «Токката и фуга»).
Этим, ясен пень, дело не ограничилось. Все промелькнули перед нами, все побывали тут: и Упырь Лихой, и Ольга Погодина-Кузмина.
Публикации беспристрастно говорят о предпочтениях Левенталя – не подумайте плохого, об эстетических. Пощечинки общественному вкусику и прочая, с позволения сказать, контркультура.
Тут, не взыщите, придется прочесть лекцию по теории вопроса. Будет скучно, но не особенно долго.
Так называемая контркультура – вовсе не альтернатива поп-культуре. Это две стороны одной медали, подробности у Хиза и Поттера. Вообще, их «Бунт на продажу» – книжка куда как не глупая, от души рекомендую.
Контркультура, как и поп-культура, в основе своей до оскомины буржуазна. Приснопамятная киркоровская «Зайка» крушила этические и эстетические конвенции ничуть не хуже «Славянских отаку». Обе разновидности масскульта стоят на фундаменте лютого, на разрыв аорты, самоутверждения. Каковое есть прерогатива третьего сословия: аристократу оно на фиг не нужно, а люмпену не по зубам. Быть круче соседа – вот цель и форма бюргерского бытия. Вся разница во внешних проявлениях: одному для самоутверждения надо нарядиться в стразы и перья, другому – объявить себя суровым геем.
Есть и еще одна черта сходства: протестная культура лишь создает новые рынки потребления. Вадим Андреевич назначил андеграунд дойной коровой. И капитально просчитался.
Беда в том, что лексика русского трэша не обновлялась со времен государя Петра I Алексеевича: Большой и Малый загибы помните? А образный ряд – со времен Баркова: подробности в «Девичьей игрушке».
В последние 30 лет ветхие активы эксплуатировали на износ все кому не лень: от живого классика Сорокина до трехнедельного удальца Леонтьева. Тут гарантирован скорый и тяжелый кризис жанра. Поэтому скандал – далеко не лучшая редакционная политика. Недавний пример – Олег Зоберн, что точно таким же манером угробил серию «Уроки русского» в «КоЛибри». Но глупо устроен человек: чужого опыта для него не существует.
Посильную лепту в самоубийство «Книжной полки» внесла редакторесса Аглая Топорова, что за версту обходила опусы своих питомцев. В результате каждая книжка становилась головокружительной ездой в незнаемое. У Богословского в «Токкате и фуге» с героини ощипывают потроха – потроха снаружи были? У Пелевина-младшего в «Покрове-17» красноармейцы поют под трофейную, на минуточку, гармонь. Аглая Викторовна, а вот был у немцев еще один популярный инструмент – die Balalaika, не слыхали часом? В том же «Покрове» менты разливают из одной поллитровки три полных стакана, а потом еще и остатки, – трюк не по силам ни Саруману, ни Гэндальфу. Александр Сергеевич, Аглая Викторовна, научите! – страна вам при жизни памятник поставит.
Ну да все то в прошлом. «Городец» проводил свое детище в мир иной незлым, тихим словом. Выступил с некрологом и сам Левенталь:
«Спасибо большое “Городцу” и лично Антону Треушникову за это удивительное приключение, продлившееся целых пять лет. За это время мы сделали почти сто книг. Какие-то из них стали бомбами, какие-то получили не столько внимания, сколько заслуживали, но еще обязательно дождутся своего часа. В любом случае, мы с “Городцом” хорошенько зажгли танцпол, и в будущей истории русской литературы мы заслужили обстоятельной такой главы, ну как минимум параграфа» <грамматика авторская – А.К>.
Хм. Если по-богословски ощипать с пассажа бисквитно-кремовую требуху, обнаружится довольно-таки унылая картина.
Упырь Лихой «Славянские отаку». Год издания – 2018. Тираж – 1 000 экземпляров. До сих пор продается на «Озоне» за 355 рублей вместо стартовых 650.
Артем Серебряков «Фистула». Год издания – 2020. Тираж – 1 000 экземпляров. Продается на «Озоне» за 683 рубля вместо стартовых 975.
Кирилл Рябов «777». Год издания – 2021. Тираж – 1 000 экземпляров. Продается на «Озоне» за 647 рублей вместо стартовых 924.
Ольга Погодина-Кузмина «Новые русские». Год издания – 2021. Тираж – 1 000 экземпляров. Продается на «Озоне» за 1 294 рубля вместо стартовых 1 848.
И так далее. Те еще блокбастеры и бестселлеры: и тиражи мизерные, и товар неликвидный. О чем параграф-то будет, Вадим Андреевич, о сдаче макулатуры?
Впрочем, петь «Со святыми упокой», полагаю, рано. Российский издательский бизнес живет по закону отрицательной селекции, так что не исключаю второго пришествия «Книжной полки». Название может измениться, но качество – вряд ли.
Помните, что граф Орлов писал матушке Екатерине? – боюсь, кабы урод наш не помер, а пуще того боюсь, кабы не ожил…
#новые_критики #кузьменков #новая_критика #левенталь #книжная_полка #городец #графомания