vasyukhin Влад Васюхин 07.10.22 в 12:38

На сцене — обсценизмы

«Пьеса "Игра в жмурики" положила начало российской традиции использования мата на сцене» — так утверждает Википедия о сочинении драматурга Михаила Волохова, написанном в 1987 году в Париже и впервые поставленном в Москве в 1993 году. 

Конечно, традиция — слово совсем из другой оперы. Мы говорим «традиция», подразумевая что-то положительное, важное, ценное, доброе, то, что заслуживает уважения, преумножения и сохранения, передачи из поколения в поколение. Ну а разве мат, ненормативная или обсценная лексика, скверные слова, произносимые со сценических подмостков, это то, что нужно развивать, холить и лелеять? Ну какая в этом случае может быть на хрен традиция? 

Пусть я — ханжа, пусть — Капитан Очевидность, но мат — это аджика языка, его соль и перец, а когда специи используются обильно, с перехлестом, блюдо становится малосъедобным. Я не говорю про эвфемизмы типа трындец, кабздец или звездец, подобный «эзопов язык» звучит в спектаклях нередко, я — про когда открытым текстом. И ведь театр — дело живое, это не кино и не книга, здесь мат не запикаешь и не поставишь многоточие. Разве что можно использовать звукоподражание и материться неразборчиво, хотя внезапное косноязычие у актера с отменной дикцией будет выглядеть странно. 

Мне могут возразить: мол, сцена — зеркало, отражающее жизнь, а в жизни есть место всяким нехорошим словам и почему бы им не звучать в театре... И разве вы, господин моралист, никогда не материтесь?

Ну что на это ответишь...

«Между прочим, все мы дрочим» — констатировал Иосиф Бродский в стихотворении «Представление» устами одного из его персонажей. Текст тот был написан в 1986 году, когда даже более литературный глагол «мастурбировать» едва бы одобрили в советских средствах массовой информации или театрах. Да, читатель, я тоже матерюсь, грешен, но всякий раз стараюсь прикусить язык, если хочу инкрустировать свою речь крепким словцом при дамах или детях, при пожилых людях, в фойе театра или в транспорте, на выступлении перед читателями и так далее. И здесь не могу не согласиться с мнением, вычитанном в одном чате: «Публичный мат это как запах дерьма в ресторане». Я допускаю мат на публике лишь при цитировании художественного произведения — будь то «Это я — Эдичка», русская частушка или шансон. Из песни, как говорится, слово не выкинешь. 

Однако вернемся в храм Мельпомены. 

Прочитал тут у одной блогерки: «Когда я уходила работать с автозавода в театр, мама мне сказала: "Ну, наконец-то ты попала в культурное место, и перестанешь слышать постоянно этот ужасный мат". М-да... Наивная моя мама. Я не стала ее расстраивать рассказами про то, что я слышу, и тоже постоянно, в "храме культуры"...»

После перестройки, когда в театре стало многое позволено, еще можно было шокировать зрителей смачным словом, как и обнаженным телом. Но постепенно это стало не то, чтобы общим местом, а скучным штампом. Мода на чернуху прошла, а где-то и не начиналась, или осталась уделом театральных хулиганов и маргиналов. Но всякая мода циклична и имеет тенденцию возвращаться. 

Недавно с перерывом в несколько дней я побывал на двух московских спектаклях, где из уст артистов лилось немало обсценизмов. И если первое представление игралось силами антрепризы в подвале паба (правда, шикарного и расположенного в центре) и было рассчитано максимум на 50 человек, то второе — на основной сцене главного государственного театра, МХТ им. Чехова, где 780 мест. 

И там, и там в зале сидело немало представительниц прекрасного пола (в принципе среднестатистический театральный зритель — женщина 40+). В МХТ я предупредил перед началом свою соседку (мы с ней не были знакомы), что на этой премьере будет много нецензурщины. «Ничего, я уже большая девочка...» — весело отмахнулась она. А после, когда со сцены полилось то, что полилось, она подхихикивала. Ей это всё не казалось диким, странным, аномальным. 

Дело было на премьерном показе спектакля Константина Богомолова «Новая оптимистическая», где он выступил как драматург, режиссер и немного актер: иногда подбегал к матерящимся артистам и просил впредь не браниться. Ага, пчелы против мёда. 

Сцена из спектакля «Новая оптимистическая», МХТ им. Чехова

Блогерка, которую я процитировал выше, тоже была на этом зрелище и признала: «Мата в спектакле много. Особенно в первом действии. Но... есть такое употребление ненормативной лексики, которое бьет по ушам и страшно раздражает. А есть... вот как ни крути: есть мат как естественная составная часть произведения искусства. Вот как в этот раз». 

Ну да, впору вспомнить древних: naturalia non sunt turpia. Что естественно, то не безобразно. 

Кстати, сам Богомолов по поводу матерщины высказался без всяких экивоков еще несколько лет назад: «К мату на сцене я отношусь нормально, если в нем есть художественная необходимость. Мне кажется, что человек матерящийся — это человек, который укоренен в русскую культуру». 

Странно, что такой художественной необходимости не было у Гоголя, Островского, Чехова, что классики как-то обходились... 

Такое ощущение, что люди искусства не знают или забыли, что еще в 2014 году вступили в силу поправки к закону «О государственном языке РФ», где черным по белому сказано: «Закон запрещает использование нецензурной лексики при публичном исполнении произведений литературы и искусства, народного творчества в театральных постановках, на концертах и других зрелищно-развлекательных мероприятиях, а также в СМИ и при показе фильмов в кинотеатрах».

Многие театральные деятели еще тогда, восемь лет назад, восприняли эти поправки как цензуру и покушение на гарантированную Конституцией свободу слова, как давление на художников, как спорный закон (а он действительно спорный). Надо ли говорить, что судя по тому, что мы видим, точнее, слышим с иных столичных сцен, закон не работает.

На премьере спектакля Богомолова среди публики мелькал 61-летний Андрей Альбертович Житинкин, который когда-то был модным и скандальным режиссером и, как заметил один его однокурсник по Щукинскому училищу, ходил «по лезвию ножа между разрешенным и запрещенным». Это именно Житинкин поставил упомянутую в первых строчках «Игру в жмуриков», где действие происходило в морге, а два персонажа-люмпена не матерились, а просто говорили матом. Сейчас Житинкин ставит в Малом театре чинно-благородные спектакли. Может, и Богомолов рано или поздно перестанет раздавать налево и направо пощечины общественному вкусу.

#новые_критики #театральный_обзор #константин_богомолов #новая_оптимистическая #мат_на_сцене

Подписывайтесь на нас в соцсетях:
  • 362

Комментарии

Для того, чтобы оставлять комментарии, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться в системе.
  • Комментарии отсутствуют