Илья Техликиди как поп Гапон российской графомании

(Илья Техликиди. Антонов коллайдер. М., АСТ, Редакция Елены Шубиной. 2022)

 

Литературный критик в наши времена — это отважный зоолог, входящий в клетки кишащего гадами зверинца. И кому-то надо жало вырвать, кому-то ядовитые зубы, а многие из чудищ — и облы, и огромны. Жаба на гадюке скачет и ехидной погоняет.

Самый опасный уголок зверинца — экзотариум имени Елены Шубиной. Тут кого только не водится. В основном, конечно, пресмыкающиеся (уточнение — перед кем надо). Пара-тройка бегемотов, мечущих священный кал. Жирафы есть, прозревающие всякое неведомое, но того, что под ногами происходит, не видящие. Есть упрямые непарнокопытные. Есть знаменитые неблагодарностью парнокопытные.

И вдруг, из сектора фантастических тварей выскакивает такая каракатица-мутант. «Кто ты, существо?» — спрашиваем у кракозябры. «Я новый перспективный молодой автор!» — каркает этот беглец из кунсткамеры. Что ж, давайте рассмотрим этого перспективного и молодого. Со скальпелем критики в руках.

 

ПЕРВЫЕ СТРАНИЦЫ

Илья Техликиди, как сообщается на обложке, — креативный продюсер, музыкант и писатель, выпускник литературной школы «Глагол». Погуглив, находим, что креативным продюсером рекламных проектов он трудится (или трудился) на телеканале «Дождь» (внесён в список иноагентов). Как музыкант он — рэпер. В анкете на сайте «Сноба» сообщается, что родом Илья из Балаково, вырос в семье врача и милиционера, в армии не служил. Но литературную школу заканчивал. Ну, что ж, посмотрим, чему его там научили.

Открываем книгу, и тут же упираемся в посвящение:

«Посвящается миру, который я отчетливо вижу, но который бы с удовольствием хотел развидеть».

И вот сразу же возникают вопросы. Слово «развидеть» — это, конечно, не слэнг, это интернет-неологизм. Популярный, когда-то смешной. Но сомнение в качестве литературных курсов уже закрадывается. И что это за вставка «который я отчетливо вижу»? Разве не лучше и жёстче зазвучало бы посвящение без этой корявости с повтором в одном предложении одного корня? Объяснение одно — автор очень дорожит словом «развидеть».

И что это за оборот «который бы»? Что за отсутствие слуха к словам? Пусть частица «бы» идёт к глаголу, находиться около которого — её непосредственная функция. А не заскакивает куда попало. В общем, уже по полутора строчкам посвящения об авторе можно сказать, что — не Набоков перед нами. И что он очень дорожит написанным собою. Пусть даже слова и чужие.

Дальше — эпиграф. Из него тоже можно узнать автора. Эпиграф очерчивает кругозор. И вступительной цитатой у нас работает изречение Пелевина — автора общеизвестного, попсового. И уже рождается понимание, что книгу эту, скорее всего, захочется «расчитать».

Но вот начинается собственно текст. И после эпиграфа Пелевина сразу же выглядывают уши Сорокина:

«Вечер. Вечерело. На город пали сумерки. В воздухе пахло весной. Ветер с моря дул. Ветер с моря дул. Нагонял беду. В бесплодных попытках усмехнуться в усы воин нёсся на коне, в то время, как время неслось как конь.

— В то время как кто-то снова несёт херню! Заново».

На следующей странице мы понимаем, что это — не случайный набор слов. Это некие айтишники-пэтэушники настраивают робота-президента перед телевыступлением.

Что тут сказать? Всякий писатель знает, что на первой странице надо читателя огорошить, потрясти умением. Многие боллитровцы-буквострадальцы действительно изощряются. Техликиди чем хуже? Тоже приёмом сверкнул. Но вот в чём дело. Есть приёмы высшего пилотажа. Это умение с первой же страницы очертить характеры, мгновенно, без кессонной болезни, погрузить читателя в текст.

А есть микроскопические приёмы-шалости. Много таких наизобретал Владимир Сорокин (да и любимый автором Пелевин — тоже генератор недорогих трюков). Фокусы эти, как правило, очень просты в использовании. Но повторять их после мэтров — себя не уважать. Потому что пользоваться ими может даже младенец. На старте «Антонова коллайдера» мы видим буквенную манипуляцию, призванную скрыть неумелость автора. Сначала — рандомный набор слов со скрытыми цитатами из попсы, затем — нарочито грубый псевдо-ПТУ-style. Но возникает вопрос: кто допустит сквернословящих пэтэушников к первому лицу государства? Для этого надо пройти проверки лояльности, как минимум на нескольких уровнях. И тогда, может быть… А прошедшие станут ли в присутствии сотрудников ФСО (их не может не быть) вести себя с президентом (пусть даже роботом) столь развязно? То есть, неправда перед нами, и уже на первой же странице.

Впрочем, такое оскотинивание, низведение персон известных до условно своего уровня — молодым неоперившимся литераторам свойственно. Какой художник не пририсовывал парадным портретам усы? Многие через это проходят. Но проходят, делая самые-самые первые шаги. Где-то в абсолютном начале творческого пути. Примерно после освоения букваря.

Уже из первой страницы внимательному читателю становится понятно, что автор — неопытен и неумел. Что он находится на стадии ученичества. Притом, ученичества раннего, на уровне первых шагов. Но что в таком случае, спрашивается, он делает в элитном и премиальном издательстве? Обрушилась планка? Или зачем-то нужен именно такой неумёха? Надеюсь, с этим вопросом мы к финалу разберёмся.

 

ИНФОРМАЦИЯ В ГОЛОВЕ

Теперь о том, кто на автора повлиял. Это, конечно, уже упоминавшиеся Пелевин и Сорокин. Это Глуховский (признан иноагентом) — от него здесь беготня по метро и прямые подражания «Рассказам о Родине» и «Тексту». Это Оруэлл. Это модные бестселлеры, из которых напрямую заимствуются сюжетные ходы.

Например, главный герой — курьер, перевозящий данные в своей голове, взят из рассказа Уильяма Гибсона «Джонни Мнемоник», 1986 года выпуска. В 1995 году рассказ был экранизирован с Киану Ривзом в главной роли. Понятно, такого шила в мешке повествования не утаишь, и на странице 188 Техликиди раскалывается:

«Джонни Мнемоник» — так назывался рассказ известного в конце прошлого века писателя Уильяма Форда Гибсона, читали такого? (…) Образцовый киберпанк, в общем. Только отечественная его версия (как и всё, что заимствовано нашим государством у Запада) беднее, серее и беспросветнее. Ибо амбиций на стадии идеи, по-русски говоря, до хера, а денег мало, да ещё и украсть надо как минимум половину».

Извините за цитату. Весь этот роман написан таким мусорным языком. И это ещё не самый дикий его фрагмент. Есть и похлеще. Чуть позже дойдём.

Есть ещё одна вставная новелла про менеджера по рекламе, который, ошалев от работы, нападает на курьеров, избивает их и отбирает у них продукты. Здесь перед нами «Американский психопат» Брета Истона Эллиса. Тоже книжка модная, общеизвестная. Есть знаменитая экранизация. Только если в оригинале — жесть, как она есть, то в «Коллайдере…» — беззубая перепевка, без смыслов и рефлексий.

Объяснение этому феномену — узость кругозора. Когда тобой после школы прочитано всего пять-шесть книг — и те если не бестселлеры, то Пелевин — чему же удивляться? Желание разгуляться у автора есть, но легко ли с пятью книгами в голове? Впрочем, узость кругозора лечится тяжело и долго посредством чтения классики и качественной беллетристики (не бестселлеров).

Возникает вопрос: а для кого вся эта фанаберия писалась? Какой именно публике предназначаются эти общеизвестные, попсовые сюжеты, да ещё и ухудшенные косноязычным пересказом? Неужели есть такие, кто не читал/не видел этого? Кто удивится и скажет «выдумщику» Техликиди: «Ну, ты, блин, даёшь!»? Конечно, такие люди есть. Они не отягощены интеллектуальным багажом. То есть, целевая аудитория — идиоты. Но снова возникает вопрос: не просел ли до уровня плинтуса уровень издательства, публикующего подобное?

 

ГОЛОСА И СПАСЕНИЯ

Собственно, сюжет заключается в том, что data-курьер Антон получает заказ передать информацию двенадцати клиентам — по одному на каждую станцию кольцевой линии Московского метро. И на каждой станции наш недо-Джонни Мнемоник встречается с тем или иным адресатом. На «Киевской» это — олигарх, на «Белорусской» — королева бомжей (не спрашивайте), на «Таганской» — борющиеся с системой хакеры.

И вот эти сильные мира сего вдруг начинают хлопать нашего курьера по плечу, откровенничать, объяснять устройство мира. Ни одно из этих откровений никак не мотивировано. Раза два герой разговаривает с бесплотными голосами. Они, эти голоса — это надёжнейший, стопроцентней не бывает, маркер графомании. Вот как, например, происходит общение с бесплотным голосом из столба на станции «Добрынинская»:

«…стоит признать, вы порой слишком сложные и нелогичные существа и сами себя не знаете, что уж говорить обо мне. Очевидно, ваш создатель не искал лёгких путей, когда вас конструировал. Выражаясь человеческим языком, — голос адресата перешёл на заговорщический шёпот, — хуй вас разберёт».

Ни одна сюжетная линия никуда не ведёт, ничем не мотивирована, ничем не заканчивается. Есть и чудесные спасения, куда без них? Автор и не пытается их объяснять.

«Как всё это произошло, я понять ну никак не мог и, честно скажу, не пытался. Не может же муравей понять, почему вот так живёт он всю свою недолгую муравьиную жизнь в огромном, динамично развивающемся муравейнике (…) Но тут над ним появляется неведомое ребристое нечто, заслоняющее весь небосвод, и топчет беднягу муравьишку вместе со всем его муравейником к чёртовой матери».

В финале, правда, происходит один пелевиноидный выверт. Неубедительный, ещё больше всё путающий.

 

ЕЩЁ НЕ ПОЛНЫЙ

Язык повествования скуден, рахитичен, изобилует модными англицизмами и матерщиной. Приведу несколько характерных примеров (18+). Вот, например, романтика:

«Я закрыл глаза и напряг лоб в попытке вернуться в ту самую секунду, когда впервые увидел незнакомку. Чёрные, как смоль, жёсткие локоны, спадающие на плечи».

Какая там литературная школа, говорите, нам этого автора подарила? А вот встреча с королевой бомжей:

«В течение минуты адресат внимательно исследовала линии ладони, проводя по ним указательным пальцем».

А вот, мой любимый фрагмент:

«Это полный пиздец», — только и смог подумать он.

Но пиздец был ещё не полный…»

Думаю, вы составили представление об уровне письма креативного продюсера. Да, ещё в худших традициях манагерской прозы здесь есть примерно четыре пространных рассуждения о жизни. Банальных, но с переходящим в надрыв пафосом и интеллектуальными «открытиями»:

«Слышал, что древние люди называли такую несостыковку желаемого и действительного кармой, — ну а я именую эту ситуацию тотальным пиздецом. Но это мой пиздец. И, видимо, мы с ним друг к другу привыкли, как привыкают к нелюбимым соседям и коллегам, родителям и детям, мужьям и жёнам».

 

ПРИЧАСТНЫЕ К ПОЗОРУ

Возникает вопрос: откуда же этакое диво свалилось на наши головы? Но обратимся к первоисточнику. Там про некие занятия на неких литературных курсах намёки есть. Упоминается некая «приглашённая цифровая литераторка Арина», которая проводила «уроки онлайн-интенсива».

«Признаюсь, когда зелёный недоавтор писал все эти постыдные истории, то плакал, как и их персонажи, — искренне и пьяно. Правда, протрезвев, постыдился показывать написанное(…)… Так или иначе, настоящим писателем, как вы понимаете, я не стал».

Может показаться, что Техликиди оценивает свои (=лиргероя) писательские навыки трезво. Но к финалу выясняется, что это было не более, чем кокетство. В конце книги Техликиди начинает превозносить собственный писательский гений. И происходит это примерно на семи страницах! Вот выжимки, экстракт:

«Вы взяли мрачное и тяжёлое прошлое вашей страны, хорошенько это прошлое гиперболизировали и придумали на его основе свой собственный сюжет. И, надо сказать, придумали настолько неожиданно, захватывающе и, не побоюсь этого слова, местами обескураживающе, что поставили всех нас на уши».

Это лиргерой в очередной раз разговаривает с неким всемогущим голосом. А тот и рад заливаться дифирамбами. Впрочем, самовосхваление продолжается и в разделе «Благодарности».

«Спасибо и всем, кто помог этой книге стать взрослее, ценнее, лучше (да и вообще появиться на свет). Основательницам школы прозы «Глагол» - Наташе, Жене, Арине — и всему нашему литкомьюнити (именно вы помогли мне почувствовать себя настоящим писателем). Талантливым Даше и Диме (горжусь, что ваши классные тексты стали частью книги, а вы — её героями)».

То есть, были ещё какие-то Даша и Дима, которые вписывали что-то там в это убожество (назовём уж субстанции своими именами), но быть упомянутыми на обложке (или хотя бы по фамилии) права не заработали.

«И, конечно, огромное спасибо дорогой команде «Редакции Елены Шубиной» — Елене Даниловне, Татьяне, Веронике, Анне и всем, кто поверил в меня как автора и внёс свою лепту в сию авантюру (вы сделали мою заветную мечту осязаемой реальностью). А ещё спасибо моей любимой школьной учительнице по русскому и литературе (Валентина Вениаминовна, надеюсь, это пять?)»

Я бы на месте учительницы со стыда бы провалился. Ученик-то перед нами — косноязычный, неумелый, неначитанный. Это очень жестоко по отношению к преподавательнице – делать её соучастницей этого позора.

 

КОСНОЯЗЫЧНАЯ ПРОВОКАЦИЯ

Рынок фантастики — переполнен. Есть профессиональная, от мастеров, переводная. Есть огромный массив отечественного продукта. Есть ещё большая громада буквопродуктов про попаданцев, разного рода бояр-анимэ. Дефицита нет. И возникает вопрос: а что может заставить читателя взять в руки (или хотя бы скачать) нелепое, бесформенное повествование без сюжета, без героев, с роялями в кустах, да и просто очень дурно написанное? Ведь надеялся же автор на что-то, выпуская этакого уродца в жизнь?

Надеялся. И, как мне представляется, надеется до сих пор. Он вам — не просто прыщавый автор-про-попаданцев, а целый креативный продюсер, поднаторевший в рекламе, профессиональный пиарщик. Конечно, у него есть какой-то бизнес-план. Давайте попробуем угадать, какой.

Например, вот вам такая вводная. В романе очень много наркотиков. Несмотря на цифровой тоталитаризм, герой всё время чем-то угашенный.

«Тут же у меня начинается приступ паники. Сердце отстукивает зубодробильный брейкбит. В животе всё сжимается, будто чья-то невидимая рука держит внутренности мёртвой хваткой. На какое-то мгновение я забываю, как надо дышать. Такое иногда происходит со мной, в основном под влиянием наркотиков».

Дурь в романе практикуется самая разная — от курительной до нюхательной химии и галлюциногенов. Про наркоту автор пишет основательно, даже показалось, что со знанием дела. Но, по счастью, не умеет живописно описывать приходы, язык блюдёт в убожестве, и благословенное косноязычие не даёт повода обвинить автора в пропаганде наркотиков. Если бы такими корявыми словами описывали еду, то аппетит бы пропал у кого угодно. Наркота, тем не менее, есть во множестве. Для, видимо, красоты, поскольку никуда она огрызки сюжета не двигает.

Далее, есть политическая пропаганда. Более того, её очень много. Практически на каждой странице. Притом, как мы установили выше, аудиторией книги Техликиди видит идиотов. Для них пропагандистские моменты, видимо, и предназначены.

«…молодой, излишне смазливый ведущий с упоением и чуть ли не радостным визгом рассказывал об окончательном разложении Северо-Американского Союза, где к власти якобы рвалась партия воинствующего трансгендерного сообщества, мечтающего погубить род человеческий и устроить новый мировой – конечно, трансгендерный – порядок. Анна Семёновна понимала, что всё это, как говорится, полная фейхуя – очередной пропагандистский фейк…»

То есть мы видим ироничное такое отрицание очевидного. В науке это называется дениализм — неприятие противоречащих убеждениям фактов. Но, в принципе, расчёт-то — на идиотов. Не буду замусоривать рецензию цитатами — но политики в буквопродукте едва ли не больше, чем наркотиков.

Есть ближе к финалу один момент, за который я раз и навсегда не желаю этому автору добра. Дед лиргероя, переживший в детстве блокаду, делится с внуком воспоминаниями:

«Дедушка жил в Ленинграде (нынешний Путербург) в годы блокады. (…) Голод был страшный: люди топили снег, варили клей и кожаные сапоги, жарили кошек, голубей и крыс. (…) В этом же дворе жила семья с несколькими детьми. Самым младшим (и самым слабым) ребёнком была девочка по имени Лиля (…)А потом девочка пропала. (…) Дедушка никогда не говорил, что произошло с Лилей, но сейчас (…) я всё окончательно понял: девочка «исчезла» затем, чтобы её родители могли прокормить себя и остальных детей».

Меня, знаете, просто передёрнуло. Я понял, что читаю просто феерический апофеоз мерзости. У того же Сорокина мерзость хотя бы сколько-нибудь талантливая. А здесь — грязь, помои a-la «пили бы баварское», без следа таланта.

Так вот, о расчёте автора. На страницах 46 и 47 дан большой список духовных ориентиров одного из героев — имена, организации. Большая часть числится в иноагентах, кто-то признан экстремистской организацией, кто-то даже был осуждён за терроризм. Странно, что нет ни одного упоминания в скобках о том, что-то или иное лицо (организация) является иноагентом или осуществляет экстремистскую деятельность. Это не чьи-то хотелки, а вообще-то закон. У всех редакторов пальцы машинально вбивают эти скобки с информацией. В прошлогодних релизах Шубиной эти скобки были аккуратно сделаны. В «Антоновом коллайдере», подписанном в печати 11.10.2022 скобки проигнорированы. Что же это значит? Давайте подумаем.

Издательство подставляет автора? Нет. Верно, скорее, обратное. Автор подставляется сам. Абсолютно сознательно нарушает закон и, видимо, имел какие-то убедительные резоны для издательства. Зачем такая самоподстава? Автору нужны неприятности?

Конечно! На них-то, на их возможности, и строится его хитрый бизнес-расчёт. Чтобы можно было завопить о гонениях на свободу слова, на литераторов, стать жертвой и тем прославиться. Он готов.

Но, к несчастью автора, цензура в России отсутствует. У государства есть другие дела. Нет ни смысла, ни желания отвлекаться на бездарные прописи графоманов.

И я от души желаю Илье Техликиди избежать неприятностей со своим романом-провокацией. Пусть он покроется пылью и сгниёт на складе, всеми забытый. И это будет справедливо.

#новые_критики #лев_рыжков #новая_критика #техликиди #антонов_коллайдер #аст #редакция_шубиной #графомания