Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь. Часть II. «Как четыре раза выйти замуж, и нахрена оно вам надо?»
Штампованная на самом деле фраза «Меня часто спрашивают: а как вам удалось выйти замуж аж четырежды?», но в действительности так оно и есть: почему-то самый частый вопрос, который я слышу в свой адрес — это вопрос о неприличном для приличной женщины количестве её браков, и о том, как это у меня вообще получилось.
К сожалению, никаких практических инструкций по этому вопросу я дать не могу, но зато могу абсолютно честно рассказать: КАК это всё у меня получилось аж четыре раза подряд.
В двух словах: совершенно непредсказуемо и по-дурацки. Хотите более развернутого пояснения — извольте.
А, да: и вторую бочку с попкорном пододвиньте к себе поближе, она вам не помешает.
В первый раз я вышла замуж в семнадцать лет. И не по залету, как думают многие, а по убедительному настоянию славного ногинского парня Славика, уже являющемуся к 1996 году отцом двоих дочерей: семнадцати и тринадцати годов от роду, соответственно.
Также к этому девяносто шестому славный парень Славик разжился пятью золотыми зубами (ну, может, прям вот не пятью, а всего двумя, но это уже детали) и где-то (подозреваю, что непосредственно у мясника дяди Володи) научился виртуозно обращаться с различными конфигурациями всяких тесаков для разделки мяса, а также с другими видами холодного оружия.
А ещё — он очень любил обеих своих дочерей, и стоял за них горой.
Правда, эта гора была у него немного своеобразной. Потому что, как только я привела под родительские светлые очи своего молодого человека — к слову, тоже буквально вчерашнего дембеля — месяц как закончившего срочную службу во внутренних войсках Российской Армии, ефрейтора Вову, мой папа первым де делом сурово поинтересовался у ефрейтора: насколько серьёзны у него намерения в отношении меня?
И как бы невзначай слегка пожонглировал одной рукой пятью мясницкими тесаками.
Как вы понимаете, двадцатидвухлетний ефрейтор Вова намёк понял слёту, и, художественно рухнув перед моим папой на колени, тут же попросил у него моей руки.
Хотя, будем уж откровенны, она ему тогда и не особо-то сильно была нужна. А если говорить совсем прямо, то сия конечность ему даже в планах не планировалась совершенно. Но мой папа всё и всегда делал красиво и на совесть: и дочерей, и жонглировал тесаками. И с этими аргументами трудно было поспорить. В особенности, какому-то там сопливому ефрейтору Вове.
Поэтому тот и не спорил. И уже к концу лета стал законным обладателем моей руки, ноги, и всего остального. В результате чего, через два года обзавелся ещё и собственным сыном, которого я ему собственноручно, скажем так, и родила.
К такому количеству дополнительных конечностей ефрейтор Вова был совершенно не готов, а потому, честно отмучившись ещё с год, выкинул белый флаг, и отступил из Москвы в Зеленоград: там он и по сей день проживает со своей второй женой, и, насколько мне известно, даже до сих пор счастлив.
Если что — я его ни капли за это не порицаю.
Хотя, дав заднюю, он заодно и прихватил с собой совместно нажитое имущество в виде телевизора Самсунг, музыкального центра Айва и холодильника Аристон вместе с висящей на нём коллекцией магнитиков.
Но зато мне оставили в полное пользование сына Андрюшу, и никогда больше на него не претендовали, чему я до сих пор очень рада. Дюшу я как-то никогда и не считала чем-то совместно нажитым — он всегда был исключительно моим и ничьим больше. И очень замечательно вообще, что мы с Вовой так легко всё сразу вот так раз и навсегда поделили.
Со вторым своим мужем Дмитрием, чью красивую фамилию я, собственно, по сей день и ношу, мы познакомились на улице, возле мусорных баков. По какой-то, неизвестной мне, причине, там стояла лавочка, на которой мы частенько любили посиживать с моей закадычной подругой Юлькой. И вот мы с ней там любили, значит, посиживать, а некто Дмитрий любил периодически выбрасывать там рядом с нашей лавочкой мусор. Собственно, на этой почве у нас однажды и произошел конфликт, в результате которого Дмитрий назвал меня «нелепой бабищей», а я его — «плешивым обрыганом». После чего мы ещё немножко пошвырялись друг в друга Диминым мусором, а потом он извинился и пошёл меня провожать до дома.
Через пару месяцев он загремел в больницу с воспалением лёгких, а когда я приехала туда его навестить — сказал мне: «Врачи тут намекают, мол, есть такой вариант, что я могу щёлкнуть коньками. Поэтому давай поступим так: если я всё-таки ничем тут не щёлкну, и когда-нибудь выйду отсюда на своих ногах — ты вместе со мной сходишь тогда в ЗАГС, и там станешь Раевской. Как тебе такая оферта?»
Я подумала и спросила: — А если я щёлкну коньками раньше тебя — меня потом прикопают на фильдеперсовом Ваганьковском кладбище, в вашем фамильном склепе, как жену правнука генерала Раевского? — Непременно! — Пообещал мне Дмитрий, и тогда я ответила: Да. Я согласна.
Два месяца спустя я действительно стала Раевской, но вот со щелчком коньками Дима все же меня опередил... Кто ж знал, что лет в семнадцать у него уже были проблемы с тяжёлыми наркотиками, которые почему-то возникли вновь сразу же после его женитьбы на мне?
Как бы там ни было, но уже через десять месяцев после свадьбы я незапланированно стала вдовой правнука генерала Раевского. И больше мне фильдеперсовое Ваганьково не светит. Ну да бог с ним. Зато фамилия красивая осталась на память — тоже, я считаю, хоть что-то.
Больше мне никаких замужеств не хотелось уже совершенно. Тут и слепому было понятно, что это — абсолютно не моё.
Поэтому я спокойно отвела Дюшу в первый класс, и одновременно завела собаку. Десятимесячного щенка далматина, с которым еле справлялась на прогулках, потому что этот щенок весил приблизительно столько же, сколько и я. Только вот дури и энергии в нем было в десятки раз больше. И поэтому гулять я с ним старалась где-нибудь подальше от детских и собачьих площадок, и там в одиночестве ходила за своим пятнистым телёнком с пластмассовым совочком в руке, грустно собирая им все подряд собачьи какахи: и наши, и не наши тоже. Что мне, жалко как будто б, что ли?
Так мы с моим пёселем и гуляли, пока не встретили ещё одну, точно такую же, грустную одинокую пару: девочку и десятимесячного щенка кавказской овчарки. Грустную и одинокую ровно по тем же причинам, что и мы с Маркушей.
Горе, как известно, очень роднит людей, вот и мы с той девочкой Олей сразу, там же, возле каких-то гаражей, и породнились. Она мне рассказала о своей нелегкой судьбе. О том, как три года назад она приехала сюда из соседней страны на заработки и два с половиной года из них зарабатывала на жизнь, трудясь в службе экскорта. Но однажды один из её постоянных клиентов забрал её жить к нему домой. И ещё, вот, собачку ей подарил. Маленькую. Сорок пять килограммов всего. Подрастет — все семьдесят весить будет. Ну а пока она с ней вроде бы ещё как-то справляется. А ещё она недавно познакомилась с каким-то приятным молодым человеком в кафе. Кстати, он в твоём доме живёт. Может, ты его знаешь даже?
— Нет, — говорю, — я вообще никого тут не знаю, сама только недавно сюда жить переехала. И что, хороший хоть мальчик-то?
— Да ничё такой, — отвечает, — уж всяко лучше моего старика.
С Олиным мальчиком Артёмом мне всё же пришлось чуть позднее познакомиться. Когда сама Оля решила сгонять на пару неделек к себе на родину, проведать маму с папой. А мне оставила ключи от их с её стариком квартиры, чтобы я могла выгуливать её собачку, на вывоз которой из страны Оля ещё не успела оформить все документы.
С двумя огромными маленькими собачками я одна не справлялась от слова совсем, поэтому без зазрения совести поднялась на девятый этаж своего дома, где жил Олин мальчик Артём, и сказала ему в глаза: мол, любишь кататься, люби и саночки возить. Вот тебе Олина собачка, а вот от неё поводок: бери — и иди с ними гуляй.
Артём со мной спорить не стал: взял и пошёл.
И вот так мы все две недели с ним и гуляли. А когда Оля вернулась обратно — почему-то они с тем мальчиком очень оперативно сразу расплевались. А ещё через пару месяцев, в свой день рождения, я спалила с балкона, как бывший Олин мальчик Артём старательно выводит краской на асфальте под моими окнами «С днём рождения, любимая!»
Стало сразу как-то одновременно и смешно, и приятно, и тепло...
Ну я его и окликнула.
Он голову поднимает, смотрит на меня так смущённо, а я ему ору с балкона: «Слушай, это самое... Ты щас иди к себе домой, там быстренько покидай в мешок чо там тебе нужно: ну, не знаю, трусы там какие-то, носки, диски с порнухой... И спускайся на четвертый. Чёрт с тобой!»
В общем, как-то вот так я вышла замуж в третий раз. На целых пять лет. А потом я снова почувствовала, что брак — это всё-таки точно не моё. Ну не моё это, хоть убейте.
И подала на развод.
(Тёмушка, прости меня, пожалуйста)
А спустя пару месяцев занесло меня по работе в город Курск. А в городе Курске — в местное караоке. А в местном караоке я сцепилась с двумя местными бухими мужиками, и сцепилась прям не по-детски так, аж до драки чуть не дошло. Благо там неподалеку от места конфликта стоял и курил какой-то молодой парень, спортивного вида. Который вначале с лёгким интересом наблюдал за нашей с мужиками перепалкой, а затем вклинился в неё, сказав: «Мужики, я не знаю вас, я не знаю её, но если сейчас начнется замес — я за эту девушку впрягусь. Думайте».
Те подумали-подумали, да и передумали устраивать замесы. И ушли.
Ну и мы с тем парнем тоже ушли. Вернее, он решил меня проводить до дверей моей съемной квартиры, во избежание, как говорится.
Проводил и проводил. Ничто ж ничего даже не предвещало: он на целых десять лет меня младше, помилуйте. Что ж я, совсем что ли извращенка?
Выяснилось, что да. Совсем. На весь жбан.
Но всё равно, это никак не отменяло того, что завтра я уеду обратно к себе в Москву, и сюда уже вряд ли вернусь в ближайшие пару лет точно.
Я и уехала.
А тот парень рванул за мной на следующем поезде. И сказал, что обратно он вернётся или вместе со мной, или не вернётся уже вообще. Снимет, вон, квартиру где-нибудь неподалеку, и будет оттуда всячески склонять меня к замужеству.
Он и склонял. А я не склонялась. Помню же прекрасно, что замуж — это не моё.
Но вы просто не знаете, как умеют склонять ко всяким непотребствам куряне. А они в этом шарят дай Боже.
Короче говоря, вот так я снова вышла замуж, уже в четвертый раз. И на момент написания этой статьи, я всё ещё пока там. Восьмой год пошёл уж.
Но, положа руку на сердце, я и по сей день всё равно убеждена в том, что брак — это вот вообще не моё. Не, в целом мне всё нравится, но все равно что-то на печень давит. Дурь, наверное, не знаю.
Равно как я и не знаю ответа на вопрос: «А как это — четыре раза выйти замуж?»
Да вот так это. По-дурацки как-то. Незапланированно, и нежелательно.
Хотя, может, в этом-то как раз и есть ответ. Но это не точно.
В комментах вы можете накидывать любые свои версии — рассмотрю, как говорится, все варианты.
Погнали!