Новый год — время волшебства! (Часть вторая)

И снова здравствуйте. Сегодня у нас очередной четверг, а значит, вам пора занимать свои места в зрительном зале вон под тем фикусом, доставать из карманов пельмени и усиленно внимать.
Настало время продолжения восхитительных историй о самых незабываемых Новых годах, когда-либо случившихся в моей жизни.
И продолжу я их с рассказа о Новом годе, занявшем почетное третье место в нашем новогоднем хит-параде.

Третье место: Год Обезьяны

Тот Новый 2004-й год я собиралась встречать дома и в полном одиночестве. Потому как, во-первых: это был редкий промежуточный момент, когда с одним мужем я тогда уже развелась, а с другим ещё даже не познакомилась, и это меня слегка печалило, а во-вторых, что было гораздо печальнее, аккурат за один день до наступления Нового года я неудачно сама себе покрасила волосы. Точнее сказать, я просто забыла о том, что под полиэтиленовой шапочкой для душа у меня размазана по всей башке кеся-меся из осветляющего порошка и 12%-го оксида, и вспомнила об этом только спустя час. Когда стянула с головы ту шапочку вместе со своими отвалившимися под самый корень волосами. А Новый год — это вам не Хеллоуин: в костюме Хакамады людей не попугаешь. Вернее, испугать-то ты их испугаешь однозначно, но вот только это уже будет не хеллоуиновский костюм, а ты сама.
Короче, других вариантов, кроме как встретить этот Новый год дома, в бабушкином платочке и в гордом одиночестве — никаких больше и не оставалось.
Но кому-то Наверху показалось, что всего этого дерьма мне будет недостаточно для того, чтобы почувствовать себя полностью счастливой, и до кучи я уже прям вот вечером 31 декабря так же благополучно забыла о том, что поставила запекаться в духовку свою праздничную буженину. Только на этот раз я вспомнила о ней, когда уже вся кухня у меня была в чёрном дыму.
Теперь не хватало только потопа от соседей сверху, чтобы собрать всё новогоднее комбо, и под бой курантов пойти и повеситься на ёлке.
От размышлений о своих похоронах меня оторвал телефонный звонок: звонила моя подруга Ирка, чьи родители в детстве строго запрещали ей дружить со мной. И поэтому мы с Иркой почти 15 лет дружили тайно, как Штирлицы. Да и сейчас, откровенно говоря, они не сильно радовались нашему общению. От того внезапный Иркин звонок за три часа до Нового года был вдвойне интригующим.
— Ну что, — раздался в телефонной трубке насмешливый голос Ирки, — ты уже покрасилась и облысела, а твоя буженина уже сгорела? Ничего нового, всё как обычно. Короче, времени мало, так что все детали будут потом — а сейчас быстро одевайся и дуй ко мне встречать Новый год. В отличие от тебя, у меня ничего нигде не сгорело, а ещё я могу дать тебе клёвый парик от костюма обезьянки Чичи — щас как раз год Обезьяны у нас наступает, так что будешь прям живым символом Нового года. Ну что, тебя ждать, или так и будешь дальше сидеть и мысленно выбирать себе платье для похорон?
— Не «дать», — строго ответила я, — а «отдать». Это, вообще-то, был мой костюм Чичи. И я его тебе дала один раз напрокат ещё в 1992-м — тогда тоже как раз год Обезьяны был. А ты до сих пор мне его так и не вернула. Крыса. Жди, конечно. Через полчаса буду.
И положила трубку.

— Так, мужики должны прийти через пятнадцать минут, так что давай оперативнее наряжайся в свои обезьяньи аксессуары, а то я не хочу, чтобы они тут сходу обосрались оба от неожиданности. — Огорошила меня внезапно Ирка с самого порога. — Чо стоим-то? Времени в обрез, я ж сказала. Бегом давай наряжайся обезьяной — парик сама найдешь, он где-то в старом шкафу должен лежать.
К Ирке у меня моментально возникла куча вопросов, но я решила пока с этим подождать: действительно, неудобненько получится, если сейчас сюда какие-то мужики завалятся, а я тут стою лысая и ненарядная. Внатуре ж и обосраться могут прям как здрасьте, хоть они и мужики. Где там Ирка сказала парик у неё лежит? В старом шкафу?

Парик мой, надо сказать, выглядел отчего-то совсем плохо. Справедливости ради, он и новым-то выглядел не очень: советская ж промышленность, что вы хотели? Коричневая фетровая шапочка, с пришитыми к ней двумя лопоухими ушами, и горстью какой-то синтетической волосни на макушке. Ну и, само собой, на голове вся эта композиция держалась с помощью резинки от трусов, натянутой под подбородком.
Я без понятия, что Ирка в этом парике вытворяла, но сейчас от него осталась только горсть свалявшейся волосни. Ни ушей, ни даже резинки от трусов на нём больше не было. Как и выбора у меня.
Кое-как прикрыв этим волосатым лавашом свою плешь, я зашла на кухню, и там попеняла Ирке за такое небрежное отношение к чужим обезьяньим парикам. Та в ответ сначала просто молча на меня вылупилась, потом начала краснеть, а после вообще заржала так, что у неё аж слезы потекли.
Я терпеливо ждала объяснений. И они последовали.
— Лида, — Ирка всё ещё вытирала слёзы, — ты где это вообще нашла, и нахрена себе на башку прилепила? Тебя ничего не смутило, не?
— Смутило, ясен пень, — отвечаю, — ты обезьяньи уши где-то просохатила, и обезьянью резинку от трусов. А что ты сделала с обезьяньими волосами — я вообще боюсь даже спрашивать.
— А вот надо было бы сразу у меня об этом спросить. Ещё до того, как что-то себе на башку лепить. Я б тебе сразу тогда и ответила, что это вообще не парик, и париком оно никогда и не было. Потому что это старая жопная нашлёпка моего папы. Ну, что-то типа пояса из собачьей шерсти, только размером поменьше. Её мой батя в трусы себе засовывал, когда один раз на улице в гололёд упал, и копчик себе ушиб. А парик твой там в шкафу на самой верхней полке в пакете лежал. У тебя есть ещё минут пять, чтобы быстро...
И в этот момент раздался звонок в дверь.

... Мне тогда очень повезло: Иркины мужики пришли к ней уже в дрова, и поэтому никто из них даже не заметил, что на голове у меня вместо волос какая-то свалявшаяся лепёха из пёсьих колтунов. 
К тому же я умело отвлекала их внимание сексуальными танцами прямо на новогоднем столе и чота аж так вошла в раж, что в процессе своего танца ухватила за шкирку одного из мужиков, и, плотоядно урча, потащила свою жертву в ванную. Там я швырнула её на пол, закрыла дверь на замок, а сама, похотливо улыбаясь, решила эротично усесться на край раковины. Но, то ли её плохо закрепили при установке, то ли габариты моей жопы не подошли ей по техническим характеристикам, но как только я на эту раковину уселась — она съехала со своих креплений, и вместе со мной рухнула на кафельный пол. При падении сама раковина разбилась вдребезги, а у меня с башки слетела папина жопная нашлёпка.
Как истинная леди, оказавшаяся в неловкой ситуации, я кокетливо присобачила свалившуюся с меня нашлёпку куда-то себе на затылок, и томно прошептала:
— Ну что, малыш, продолжим?
После чего жертва моментально протрезвела, дико завопила, и выбив с одного удара запертую дверь ванной, пулей вылетела в коридор.

Пообещав рыдающей над осколками раковины Ирке приволочь ей через час новую сантехнику, я твердой рукой выдернула с балкона старые детские санки, и сурово скомандовала своей неудавшейся жертве:
— Чо стоишь-то, энурезник? Из-за тебя всё. Давай, напяливай свои валенки — вместе со мной щас на дело пойдёшь.
Жертва вяло сопротивлялась, но у меня не забалуешь. Через пять минут он уже тащил по улице ржавые санки, на которых сидела я, распевая во всё горло песню про Вову-чуму, и периодически пальцем указывала лошадке направление движения. 
А двигались мы с ней в сторону новостроек: я там пару дней назад видела у одного из подъездов совершенно новую раковину. Какие-то буржуи зажравшиеся её, видать, выкинули. К цвету чьих-то глаз она не подходила, наверное.
Главное теперь, это чтоб ту раковину до нас никто ещё не попёр.
И тут нам сначала крупно повезло, но на этом всё везение тут же и закончилось: вожделенная раковина по-прежнему стояла там же, где я её и видела, но как только мы с жертвой погрузили её на санки, и потащили в сторону Иркиного дома, откуда-то из-за угла вырулил милицейский патруль. По тому, как скисло лицо у моей жертвы, я поняла, что сейчас у нас будут проблемы. Но ещё не понимала: какие, и у кого именно?
Всё разъяснилось, когда к нам подошли не по-новогоднему суровые стражи порядка, и так же не по-новогоднему поинтересовались у нас: куда это мы в три часа ночи везём на санках раковину, где вообще мы её взяли, и есть ли у нас при себе документы, удостоверяющие наши личности?
Я уже, было, открыла рот, чтобы поведать милиционерам свою печальную историю о сгоревшей буженине, о облысении, и о несложившейся личной жизни, как жертва меня опередила, буркнув куда-то в сторону:
— Паспорта нет, но есть справка об освобождении. 

Концепция моего рассказа моментально поменялась, и я заголосила:
— Товарищи милиционеры, как же вы вовремя! Мне вас прям сам Бог послал, не иначе! Я бедная больная женщина — вот (тут я стянула с головы капюшон, и продемонстрировала ментам свою плешь), и ещё я мать-одиночка — вот (тут я с готовностью протянула им свой паспорт, со всеми полагающимися штампами). Я никого не трогала, везла домой на санках раковину вон с той помойки. А тут откуда-то выскочил этот — (тут я тыкнула пальцем в свою жертву), и сказал мне, что раковину мою он забирает себе, а меня сейчас будет жестоко насиловать! (На этом моменте лица вытянулись у всех троих: и у ментов, и у жертвы) А я быстро продолжила: — Заберите его, пожалуйста, в обезьянник, и пусть он там у вас посидит до утра, ну а я тогда повезу свою раковину дальше, к себе домой, и порадую ею своего маленького сына. С Новым годом вас, товарищи, и да хранит вас Бог!
Перекрестив слева направо всех троих, я быстро выдернула из милицейских рук свой паспорт, подхватила верёвочку от санок, и оперативно растворилась в темноте январской ночи.

Ирка мне потом сказала, что зря я так с Вовой: он теперь будет меня везде искать, чтобы наказать, но я энурезников даже в детском саду за мужиков никогда не считала, и, тем более, не боялась. Главное, что моя раковина Ирке понравилась, и она успокоилась. А то, что эта раковина оказалась не беленькой, как старая, а нежно-голубенькой — так это ерунда: папа у Ирки всё равно дальтоник, а у мамы минусовые диоптрии, с палец толщиной.
Они и по сей день ни сном, ни духом о том, что все последние десять лет у них в ванной стояла раковина, которую я для них самолично спёрла прямо в Новый год.
Даже жаль немного. Может, знай дядя Саша с тетей Мариной всю правду, они бы, наконец, разрешили уже нам с Иркой дружить.

Второе место: Летящий вдаль беспечный ангел

Это, пожалуй, будет самая печальная новогодняя история. Потому что, откровенно говоря, тот страшный 2007-й Новый год наверняка больше запомнился тем, кто тогда опрометчиво пригласил меня к себе в гости. Да что уж там «запомнился» — стопудово эти бедолаги и по сей день обводят черным кружочком дату 31 декабря, как День Великого Траура, а обо мне вспоминают с содроганием, и в самых непечатных выражениях. 
Но я нисколечко на них не обижаюсь: это же святые люди! У них было полное право прикопать меня где-нибудь в зимнем лесу, а они этим правом не воспользовались, и всего-то-навсего единожды в году немножечко меня проклинают, и желают мне поноса и смерти.

Короче говоря, отмечать тот 2007-й Новый год меня пригласили к себе в гости одни очень хорошие, но при этом абсолютно незнакомые мне люди из интернета. Кажется, это были мои подписчики с ЖЖ. Они читали мои посты, и я им представлялась очень приятным в общении, весёлым человеком, которого вполне можно безбоязненно приглашать к себе домой, и даже совместно встречать Новый год. Ну, вот они сдуру меня к себе в гости и позвали. Предварительно расписав мне свой свежепостроенный загородный дом, с камином, панорамными окнами и прочими пирогами, стоящий в живописнейшем месте, посреди поистине сказочного леса, где водятся ручные белочки, зайчики, и оленёнки Бэмби. Кстати говоря, одного из Бэмбей мы уже зарезали, выпотрошили, замариновали в кумысе, и собираемся угостить вас прекрасным новогодним оленьим шашлыком. 
В общем, как говорится, приходите в мой дом — мои двери открыты, буду песни вам петь, и вином угощать.
Ну, тут они, как вы видите, сами были виноваты, конечно. Кто же от такого предложения откажется-то? Вот и я, ясен пень, не стала выкобениваться даже для виду, и приняла их предложение, не раздумывая.

Приняли меня как самого дорогого гостя (вот пишу я это всё сейчас, а у самой аж слезы от стыда наворачиваются), завели под руки в дом, усадили в кресло возле камина, заботливо укутали в плед, и налили кружку ароматного глинтвейна. 
Я была на седьмом небе от счастья и восторга. Хозяева, судя по всему, тоже. Маринованный мертвый Бэмби был великолепен, живописный зимний пейзаж радовал глаз. 
Ничто не предвещало беды.
Однако, она все же пришла. И пришла красиво, прямо под бой курантов. В моём лице.

Как оказалось, у пригласивших меня к себе людей имелась одна страсть: мотоциклы. Не хобби, не увлечение, не любимый вид спорта, а именно страсть и любовь.
Это определение даже не нуждалось ни в каких дополнительных доказательствах, после того, как я вошла в просторную гостиную, где стоял празднично накрытый стол, празднично наряженная ёлка, а рядом с ёлкой — празднично сверкающий, новёхонький красненький байк (в марках мотоциклов я не разбираюсь, так что лишнего врать не стану. Красненький байк, да и всё).
Вот прямо посреди гостиной он и стоял, да. Прям весь абсолютно новый, как только что с конвейера сошел.
И за праздничным столом мне было рассказано о их давней новогодней традиции: с первым ударом курантов сесть на свой байк, завести его, и трижды хорошенечко им попердеть.
Прекрасная какая, — сказала я, — у вас традиция. Мне бы очень хотелось на это всё посмотреть 
Хозяева в ответ тепло мне улыбнулись, и предложили даже не просто на это всё посмотреть, а прям вот непосредственно в этой их традиции поучаствовать, самолично попердев их новеньким красненьким байком под бой курантов.

Полагаю, дальше уже можно и не рассказывать. 
Как вы и сами наверняка догадались, на этот раз одним только праздничным пердежом дело не обошлось: меня усадили на байк, показали, куда где там надо на что нажать, я нажала и уехала на этом железном скакуне прямо в русский народный сказочный лес. Прямо сквозь стену. Прямо как по маслу. И, конечно же, как минимум, трижды празднично при этом попердев.

Красненький байк потом, где-то через месяц, всё же починили, новую стену в доме возвели ещё быстрее, а вот отмечать совместно Новый год меня уже больше в тот дом никогда не приглашали. 
Я же сразу так вам и сказала: святые люди. Натурально святые.
А ещё я очень сильно постаралась, и, вы не поверите, но таки нашла единственное фото с того новогоднего торжества, сделанное, как говорится, «за секунду до...»

Ну и вот мы, наконец-то, добрались с вами до истории-победителя.
В ней будет заметно меньше букв, чем во всех предыдущих, но это всё прекрасно компенсируется великолепнейшим новогодним трешем — о чем я вас предупреждала ещё на прошлой неделе. Так что, кто там ещё не доел свои пельмени — доедайте их прямо сейчас, или вовсе уберите куда-нибудь подальше. Поверьте, я вам плохого не посоветую.

Итак, первое место: Собака Баскервилей

Случилось это всё в далёком-предалёком 1997-м году. Мне в то время было семнадцать, и буквально четырьмя месяцами ранее я только-только вышла замуж за ефрейтора Вову. 
Правда, ефрейтором-то он был только во время службы в армии, а когда из неё вернулся — по большому блату устроился работать инкассатором в Центробанк.
Там он себе завёл новых лучших друзей, и вот как раз в гостях у одного из них мы с Вовой собирались встретить Новый 1997-й Год.

Вовиного коллегу звали Владом, и жил он в одном из тех старых домов в Марьиной роще, где двухкомнатные квартиры в среднем под 150 квадратных метров каждая, а на их лестничных площадках можно влёгкую играть в футбол.
Жил там Влад не один, а со своей девушкой Леной и с Лениной собачкой Тосей. Собачка эта была неизвестной породы, но очень маленькая, очень старенькая, и при этом очень злая и неприятная. Владика Тося просто на дух не переваривала, и постоянно старалась всячески тому поднасрать. В основном, в самом прямом смысле этого слова: в тапки, в кроссовки, и в рабочие военные ботинки. Делала она это всегда незаметно, подло, со спины. Так что поймать Тосю с поличным на месте преступления Владу ещё ни разу не удалось, а без этого нюанса он не мог в открытую навешать Тосе мощнейших поджопников — Лена была категорически против такого самосуда. К тому же подлая Тося в присутствии Лены ещё очень умело притворялась умирающей от старости собакой, со старческой же деменцией, и поэтому ей всё всегда сходило с рук. 
И вот однажды, улучив момент, когда Лены не будет дома, Влад взял Тосю за шкирку, бросил её в унитаз, закрыл крышку, и трижды спустил воду. 
После такой экзекуции Тося резко прекратила гадить Владу во все его педали и, судя по всему, теперь уже реально намылилась умирать. 
Теперь она всё время лежала под вешалкой в прихожей, сбрасывая там с себя остатки шерсти, и отчаянно воняя. Лена постоянно сидела там на корточках рядом с умирающей, держала в свои руках её тощую лысую лапку, и уже заранее ужасно страдала от надвигающегося на неё горя. 

В ту новогоднюю ночь кто-то из Владовских гостей притащил с собой невиданную хрень: здоровенные китайские петарды. Маленькие-то китайские петарды уже все сто раз видели, и раз двести подкидывали друг дружке то в карманы, то в капюшоны курток. Но вот такие большие петарды все гости видели вообще впервые в жизни. Даже те, кто их, собственно, с собою и принесли. 
И вот ровно в полночь, сразу после того, как в телевизоре заиграл советский гимн, Влад схватил одну из этих петард, крикнул: «Погнали все на лестницу — щас салют запускать будем!», и все гости толпой ломанулись вслед на ним. 
На лестничной площадке Влад поджёг у петарды фитиль, крепко зажал её в вытянутой руке, и приказал: «Как рванёт — все хором громко орите «Ура!», понятно?»
Все приготовились, петарда рванула, и тридцать бухих глоток громко заорали: «Ура!!! С Новым годом!!!»
А когда дым рассеялся, Влад к тому моменту уже лежал на полу отдельно, а три пальца его правой руки — тоже отдельно. Красиво так, веером прям. 
И мы такие ещё стоим, с бенгальскими огнями.

Короче, сами понимаете, какая там сразу поднялась суета, беготня, вызов Скорой, и вот это вот всё. И в этой суете все как-то подзабыли о том, что Владовы оторванные пальцы-то надо б с пола подобрать, да в морозилку до приезда Скорой положить. А когда кто-то об этом вспомнил, и выбежал обратно на лестничную площадку — было уже поздно. Плешивая умирающая Тося как раз к тому моменту благополучно дожёвывала последний, третий, Владов палец...
Больше всего мне тогда запомнился глухой звук, с которым Лена хлопнулась на этой же лестничной клетке в обморок.

А где-то пару недель спустя, вернувшись с работы домой, муж Вова поведал мне удивительную историю о том, что подчуфанив Владовы конечности, умирающая Тося вдруг резко перестала умирать, перестала лысеть, и перестала вонять. Вместо этого у неё буквально за одну неделю отросла новая шелковистая шерсть, и выросли новые крепкие зубы. 
И теперь она уже не просто с утроенной мощью гадит Владу во всю его обувь — она ещё и трижды уже успела его покусать! Причём, кусала его Тося исключительно по ночам, ровно в полночь, и только за ту руку, на которой остались уцелевшие два пальца.
Вот что это ещё, как не самое настоящее новогоднее волшебство, а?
Вот. И я о том же.

Ну а если для вас это никакое вообще и не волшебство — идите вы тогда в жопу и там смотрите по Первому каналу сказку «Морозко».
А всех нормальных людей я заранее поздравляю с наступающим Новым годом, и от всей души желаю вам щастья, здоровья и чтоб у каждого из вас на обеих руках всегда было ровно по пять пальцев.
Ура, товарищи!

#авторская_колонка #лидия_раевская #новый_год #треш #топ5встреч_нг