Хомо Идиатуллинус в универсуме канцелярита
(Шамиль Идиатуллин. За старшего. М., АСТ, Редакция Елены Шубиной. 2024)
Дважды лауреат «Большой книги» Шамиль Идиатуллин становился гостем нашей рубрики — ох, уже и не вспомню, сколько раз. Гостил он у нас и со сборником научно-фантастических рассказов, потом — с фантастическим же романом про пионеров-попаданцев, затем, совсем недавно — с леденящим всё живое триллером про маньяка.
И вот — снова он. Уже не с фантастическими пионерами и не с безжалостными серийными убийцами. Со шпионским романом. С жанра на жанр скачет дважды лауреат, как прыткий кузнечик. Посмотрите, мол, я и то могу, и это, и на машинке шить умею. А Константин Мильчин прямо на задней стороне обложки возвещает: «Шамиль Идиатуллин теперь наш отечественный Джон Ле Карре — и это отличная новость».
Мультижанровые спецификации, помнится, лет пятнадцать тому назад демонстрировал Акунин (внесён в перечень террористов и экстремистов). Помните, выходили разные книжечки: «Фантастика», «Детская книга», «Шпионский роман» (кстати!)? Особо они даже благосклонную публику не впечатлили.
Причина неуспеха очевидна. Тот же Джон Ле Карре свою шпионскую тему разрабатывал десятилетиями. Чему-то учился, где-то что-то новое понимал. А жанр — не самый простой. И вот годы и десятилетия трудов — пожалуйста, получился мастер. И как таким реальным профи смотреть на «поскакунов» из жанра в жанр? Которые, шапочно зная основы, но не традиции, используя примитивные приёмы, приправленные дерзкой лауреатской безнаказанностью, ваяют типа шедевры. Притом, судя по частотности идиатуллинских релизов у Елены Шубиной, за несколько недель, левой ногой фактически.
Впрочем, с последним тезисом (про поспешность) всё не так просто. Но давайте сохраним эту интригу до конца. Спойлер: будет неожиданный поворот и откроется что-то интересное.
А пока бросим ещё один взгляд на тыльную сторону обложки. Там — цитата из «Известий»:
«Идиатуллину удалось написать, и очень качественно, не просто шпионский триллер с супергероем, но — остроумную и честную книгу о том, что, в общем, нехорошо распродавать страну по кусочкам, потому что страна — это продолжение тебя, твоей семьи, твоего рода. А семьей торговать — грех пострашнее любого из библейских».
Что?! В который уже раз остаётся только удивляться умению «шубинцев» совершать кульбиты со сменой обуви, не прекращая акробатической вольтижировки. То, что РЕШ вдруг стала топить за семейные ценности — в общем-то, не новость. Их всяческое укрепление мы видели, например, в недавнем «Непонятном романе» Ивана Шипнигова. Но там, под их видом, мы встретили апологию подкаблучничества. А здесь-то, у Идиатуллина, что нас ждёт?
Но семейные ценности — ладно. Но как понимать, что «нехорошо распродавать страну»? Ребята-шубинцы, вы это с какого бамбука рухнули? С каких это пор у вас распродавать страну не хорошо стало? Что это за бесноватые пчёлы против мёда? А как же труд десятилетий вашей же редакции? Неужто похерен? Ну, быть же такого не может!
Или может? В полной растерянности открываем книгу —
И ЧТО ЖЕ ВНУТРИ?
Мы оказываемся в городе Сочи, который «стал довольно приятным местом». Мы смотрим на южный город глазами Юли — девушки, которая приехала сюда с бойфрендом. И вот он-то как раз весь отдых и портит.
«Артем всегда был с подзаскоками…», сообщают нам на старте. Ну, хоть не с приподвыподвертом, и то ладно.
Я насторожился уже от самого имени Артём. В дурной жанровой прозе Артёмами зовут всех. Не знаешь, как назвать героя — назови Артёмом. У Глуховского (иноагента) в «Метро» — Артём. У «шубинца» Гончукова в «Доказательстве человека» Артёмов вообще — не то шесть, не то все восемь. И вот здесь у нас сразу же, на первой странице, читателя — хрясь по лбу! Артём! И да, сбываются наши худшие подозрения — он ещё и главный герой. Хотя, впрочем, один из.
Но мы всё ещё надеемся на лучшее. Продираемся дальше. Узнаём, что «Артем действительно много высадил за путевки и билеты…» Не знаю, кого как, но меня странное слово «высадил» — ну, не то, чтобы покоробило, но высадило на грядку размышлений. А зачем оно здесь? Неужели нет более внятных, более выразительных синонимов? Большой мастер играет словами? Ну, предположим.
А дальше Артём начинает бухать — свинья свиньёй, и Юля от него сбегает. Хочет переселиться в отдельный номер, но девушка на ресепшне ей «талдычит»: «Нет мест!» Беглянка впадает в ступор. Но тут происходит вот что:
«- Как вы на это смотрите? — прожужжали над ухом. Нет, все-таки спросили. Мужской голос, красивый и ненавязчивый, хоть вроде уже давно звучит».
Не обращайте внимания — это фирменная лауреатская манера: пихать в одно предложение всякое невпихуемое, а потом впихнутое невпихуемому этак вот противопоставить.
Юля оборачивается. И что же (кого же) она видит?
«Докучливый был даже красивей голоса, рослый, в соку…»
Рослый, докучливый, в соку, красивей голоса — представили, надеюсь?
В общем, этот «докучливый, красивей голоса» предлагает Юле переехать к нему и его друзьям. Их в Сочи — компания, и у них есть свободная комната! И Юля соглашается.
А дальше начинается кошмар — нет, не у Юли. У той как раз всё хорошо. У читателя. Зажмурьтесь.
«Не дождавшись ничего, заподозрила, что ребята не по женской части мастера, как в столицах принято, — и приуныла. (…) Но через денек подозрение развеялось так, что Юля чуть глаза этим шлюшкам не выдрала — с чего бы, казалось. Но ограничилась тем, что ушла в номер пораньше. И без нее комплект образовался».
Вы чувствуете эту кровь из глаз? Словно выдрали их не шлюшкам, а вам. Это писал не просто лауреат, а дважды — и какие ещё его годы!
«Костя отдал всего себя шмаре, очаровал ее как мог, оттащил в ближайший подъезд и очаровал еще сильнее, почти без слов уже».
Это тоже был эротический фрагмент. И таковы
ОСОБЕННОСТИ ИДИАТУЛЛИНСКОЙ ЭРОТИКИ
Что там «скипетры страсти» и набившие оскомину «нефритовые стержни»? Вот! Цените и трепещите!
«Были купание, прыжки, нырки и две обалденные вылазки на природу, не подпорченные даже новой Мишкиной подружкой, которую он после первого салатика увел под ироничные взгляды товарищей и привел к куриным крылышкам в таком виде, что Юле стало неудобно и малость завидно».
Я дико стесняюсь спросить, чем отличается прыжок от нырка, но согласитесь, как изящно сочетаются в одном предложении и спорт, и описание природы, и гастрономические изыски, и эротика. Да ещё и отношение одной дамы к другой как лихим штрихом автор показал! Орёл!
Но, думаете, на этом с эротическими похождениями бабуина Мишки — всё? Ха! Как бы не так! На той же странице этот неугомонный рвётся в бой с новой силой:
«Мишка убежал окучивать очередную рыженькую — Юля опасалась, что очень разнообразно окучивать, вазелина им и взаимного уважения».
Всё правильно! Мастер эротических полунамёков перед нами. Что там тот ноктюрн на флейте водосточных труб? Вот вам!
Но это что? Дальше у нас с вами снова вступает тот мужик, который «красивее голоса».
«Валера махнул на них рукой и сказал сильно и низко, так что у Юли натянулось что-то посреди организма…»
О боги! Яду, яду мне. Это вот «натягивание чего-то там посреди организма» производит нам не графоман Васька с хутора, а дважды триумфатор.
«Юля пожала плечами, стараясь не краснеть и вопя на себя так, что голове тесно стало…»
Вообще, голова — странным образом притягательная для лауреата Идиатуллина субстанция. Он производит с башенными отсеками своих героев такие манипуляции, что
ПОНЕВОЛЕ СТРАШНО СТАНОВИТСЯ
Судите, впрочем, сами. Каждый фрагмент текста, где автор трогает своих героев за головы, становится эпическим.
«Рука повисла в воздухе, поднялась к голове и вцепилась в воронье гнездо, полчаса назад бывшее клевой прической».
Читать Идиатуллина — тут требуется навык. Но вы привыкайте. Нечего, понимаешь, тут расслабляться.
Непосредственно к голове, между прочим, относится рот. Он служит для произнесения слов. Но, конечно же, спортсмены-единоборцы, писатели-лауреаты и сотрудники спецслужб в него... правильно, едят!
«Папа замолчал, будто рот себе с размаху заткнул. Тим, наоборот, распахнул рот».
Ну, рот и рот, подумаешь. Но демонстрируемый словарный запас из головы лауреата как-то не впечатляет разнообразием.
А непосредственно под головой — ну, ниже рта — что у нас располагается. Правильно, шея! Про это у Идиатуллина тоже есть:
«…в шею начальницы департамента закупок инженерного корпуса армии США хотелось пасть лицом и делать что-нибудь медленно и чутко».
Ладно, шея — предмет эротический. Но ведь есть ещё и нос. Вот носу-то как раз повезло меньше. Его задача в этом шпионском триллере – болтаться, где не надо:
«Мастер был неоправданно возбужден — как будто не он минуту назад болтал носом в районе солнечного сплетения».
О, эти головы Идиатуллина! В общем-то, из одного только буквопродукта «За старшего» можно натаскать фактуры на целую монографию. Внемлите:
«Матвеев сдержанно поблескивал макушкой и улыбкой».
Это ничего, что «снег и рота красноармейцев» с нами. Зато есть и сдержанное поблескивание.
На той же странице любуемся новым световым спецэффектом:
«Секретарша воссияла ярче лысины гостя».
А что сияет под лысинами и макушками? Правильно — мысли! Мыслительные процессы героев дважды лауреат описывает, не жалея палитры:
«Мысль о маме опять накрыла Гульшат горьким сопливым потоком, от которого всё больно сморщилось почти до неживого состояния».
Даже вкусовые сосочки задействованы. Но помимо отоларингологических воздействий мыслительная деятельность производит и сантехнические последствия:
«…а всё вокруг ума уже выло, рыдало и тряслось, уткнувшись носом во фланелевую подмышку и немного — в тонкие ерзающие рёбра под пушистой шерстью. Слово «дочка» переломило смеситель — хлынуло сильно и сразу».
Это, как бы объяснить, барышня Гульшат, наследница завода, рыдает в кота. Да.
Но вперёд, дорогой читатель! У нас впереди ещё
МНОГО УДИВИТЕЛЬНОГО
И снова про головы, вы уж меня простите. На странице 146 одну из героинь мучают такие вот желания:
«Еще хотелось эту дуру трясти за плечи, чтобы безмозглая голова прочистилась и, может, научилась чуть-чуть соображать не только по поводу страданий этой головы и некоторых предметов пониже».
Ну, как тут остановиться? Идиатуллин — как загипнотизированный профессор. До поры вроде говорит членораздельно, но стоит мелькнуть некоей вспышке или кодовому слову, и включается генератор чуши.
«Загипнотизировал, как кобра кролика. И это только задницей, можно сказать».
Простите, процитировалось. И вообще:
«…вы мне тут не смейтесь, я не КВН…»
Со взглядами, которые производит всё та же голова, тоже не всё так просто:
«…снова принялся метать сложные взгляды через переносицу и левое ухо».
Слабо повторить? Но это что! А за лопатки, а?
«…заглянуть себе за лопатки Адам сумел бы, лишь временно перевоплотившись в жирафа. Но это умение он официально утратил в начальной школе, когда был изгнан из театрального кружка за недисциплинированность и смешливость».
Все эти жирафы и начальные школы громоздятся для того, чтобы упаси Елена Даниловна, не написать обычным русским языком «покосился», «оглянулся». Чтобы ни слова в простоте.
«А она время от времени подходила к нему так, что весь пляж впадал в косоглазие и шейный вывих…»
Но давайте завершать, что ли, тему голов и впадения в косоглазие? Один пример, не удержусь, приведу, а потом уже и о другом занимательном поговорим.
«Кто-то аккуратненько, как из арбуза, вырезал Шестакову из башки пирамидку, выдернул ее через ноздрю и убежал, задорно чавкая».
Всё-всё, прекратил. Простите, просмеюсь. Ыыыы… Всё, перестал. Продолжаем.
Помните, наверное, знаменитый рисунок Леонардо Да Винчи, известный, как «Витрувианский человек»? Им ещё принцип золотого сечения иллюстрируют. Если так же вписать в геометрические фигуры гомункулусов Идиатуллина, то ночь вам спать не придётся. От смеха. Или от ужаса.
Голову этого хомо идиатуллинуса я вам уже описал: с сияющей лысиной, вынутой из ноздри пирамидкой, с носом, болтающимся в районе солнечного сплетения, эротической шеей, со взглядом через нос и за лопатки.
А если перейти к тем «частям, что пониже», там и вовсе кошмар откроется.
«И тройная глупость была — пытаться вскочить, не удостоверившись в наличии и целости рук, ног и иных полезных ответвлений организма. Вот и мучайся теперь от невнятной боли и давящего подозрения, что ответвлений недобор».
Комментировать этот великолепный канцелярит — только портить. А цитировать можно, пожалуй, бесконечно. Но давайте остановим этот фонтан великолепностей и вспомним, что
ПРО СЮЖЕТ-ТО МЫ И ЗАБЫЛИ!
А он, однако, есть. Ну, как есть? Это порядком сюрреалистическая беготня вокруг оборонного завода в моногороде Чулманск, расположенном где-то в Татарстане. Прежний владелец якобы убивает жену и любовницу и садится в тюрьму. На завод прибывает кризисный менеджер, явно из спецслужб. В спецслужбах правая рука не знает, что делает левая. И на завод прибывает сразу несколько спецназов. Например, некие зловещие «инновачечники». Дочь олигарха, на которую написано завещание (о чём никто не знает), дура дурой и любит котят. За ней охотится бригада явно «гэбэшных» киллеров. А ещё на заводе трётся некий американец — дома крутой парень, а в России — полный лох, бухает от ужаса. А есть ещё честный мент Артём (тот самый), который затевает крутое расследование.
В общем, все гоняются за всеми, все всех кладут рожами в пол. И всякое такое. Остаточно популярное во времена примерно сразу после нулевых.
Многие концы сюжета не вяжутся. Так и остаётся, например, непонятным, а что же произошло с олигархом? Как он якобы убил? И почему молчал? Да и эволюция того же Артёма — очень сомнительна. На старте он был пьющим неудачником, и вдруг — крутой парень, откуда ни возьмись. Конечно, мог измениться. Но чтобы так стремительно?
Если на старте историю про отжимание завода ещё можно воспринимать серьёзно, то к финалу она скатывается в пучину роялесодержащего кустарника и псевдо-фантастических допущений.
А всех побеждает суперагент-татарин, племянник олигарха, которого тот когда-то попрекнул куском хлеба. А тот, дяде назло, стал суперагентом. И вот все спецназы положил, зло наказал и заблудшему дядьке лекцию прочёл на тему «Семьёй надо дорожить!» Вот, кстати, и семейные ценности нашлись. Ну, а то, что страну нельзя распродавать — это про чехарду вокруг завода, конечно же.
Однако на фоне прочей буквопродукции от Редакции Шубиной, конечно, можно сказать, что сюжет здесь есть. И даже о-го-го какой! Но
ПРИМЕЧАТЕЛЬНО ДРУГОЕ
Язык буквопродукта. Он весь — вот буквально целиком, полностью и всецело написан канцеляритом. Действие иной раз достигает крутого накала и происходит примерно следующее:
«А оба жлоба, отходившие к барной стойке за сигаретами, возвращаются к своему столику, чтобы обнаружить исчезновение шубки вместе с начесом и всем содержимым».
Перевожу с идиатуллинского на русский — девушка в шубке в заведении общепита сидела. И удрала. «Содержимое шубки» — ни слова в простоте.
А вот приоткрывается завеса над тёмным прошлым плохих парней:
«Когда в Ростове случайные армяне зафрозили Пашу — по-глупому, — Славка, который с Пашей всегда собачился и пару раз пытался подраться, устроил натуральную истерику, а потом чуть не сорвал акцию возмездия намерением присылать очередному армянину отрезанный фрагмент предыдущего армянина или толкнуть перед согнанными в сарайчик хачами прощальную речь с объяснением, за что именно им предстоит гореть заживо».
А вот нам рассказывают про провинциального выжигу-адвоката, который имеет много опыта:
«Разного опыта — забалтывания, отпирательства, кидания камней по кустам, вульгарного кидания, оперативного прикрытия и припудривания крупных мозговых скоплений».
А вот — погоня по-лауреатски:
«Лысый влупил так, что Миша силой удержал себя от гонки преследования, которая сдала бы преследователя сразу. Вышел, растер лысину, торопливо натянул шапку, поежился — и влупил…»
Лысый за лысым гоняется, и оба «влупливают».
Спецслужбисты ведут между собой интеллектуальные беседы:
«Да я и сам боюсь, аж понос, чуть не сказал Соболев. С контрразведкой он имел дело два раза, оба раза исчерпывающе описывались поговоркой про пидараса и саднили в подкорке, как чирей под мышкой».
Впрочем, справедливости ради, следует сказать, что иной раз в этом канцелярите встречаются жемчужины. Например:
«Тотальная мобилизация оборвала провода и убила будки».
Или вот:
«…сообщила секретарша тоном застенчивым и гордым, словно выдавала цвет своего белья».
Но в целом, четыреста страниц канцелярита — испытание не для слабых духом. Какой тут бестселлер, какой российский Ле Карре...
И вот задумываешься поневоле — о чём же? О том, что как-то странно эволюционирует дважды лауреат. С одной стороны, целый буквопродукт (400 стр.) незамутнённым канцеляритом написать — вроде бы путь в пучину. Но с другой — а вдруг эксперимент? А это ведь похвально? Вдруг новый Зощенко вылупится?
И такие смутные раздумья продлились до самого финала, когда я на последней странице прочёл кое-что, что расставило
ВСЕ ТОЧКИ НАД Ё
Датировку текста. Вот она: «2011-2013».
И получается, загадки нет. Это у нас — хорошо забытое старое. Это — не «новый Идиатуллин». Таким он был до всех премий, до «Города Брежнева», до вхождения в пул Елены Шубиной.
Очевидно же, что перед нами — старый боевичок, написанный на излёте позапозапрошлой моды, в другом мире. Несомненно, что боевичок этот в жанровом издательстве не приняли. Ведь и сюжетные линии провисают в пустоте, и рояли в кустах. Ну, да об этом мы говорили.
А в новейшие времена старая рукопись пришлась кстати. Не знаю уж — зачем? Показать, как «теран» к войне готовился? Ну, допустим. Хотя к действительности информация в буквопродукте имеет самое далёкое касательство. С ветхой распечатки сдули пыль. И вот вам бестселлер.
Не обляпайтесь.
#новые_критики #лев_рыжков #шамиль_идиатуллин #за_старшего #буквопродукт #канцелярит #аст #реш