Душа моя дядя Шарик, или новый роман Алексея Варламова
(Алексей Варламов. Одсун. Роман без границ. М., АСТ: Редакция Елены Шубиной. 2024)
Сегодня, золотые мои, под лупой нашего критического разбора — новый роман Алексея Варламова. Это — человек известный. Биограф Михаила Булгакова, Александра Грина, Алексея Толстого, Григория Распутина, Василия Розанова, Михаила Пришвина, Андрея Платонова, дважды серебряный лауреат «Большой книги», единожды — обладатель премии Александра Солженицына и «Студенческого Букера». И прочая, и прочая. С 2014 года Алексей Варламов является сначала и. о., затем ректором Литературного института им. А. М. Горького.
То есть, по-хорошему, Алексей Николаевич — несомненный гуру современного литературного процесса. Легитимный поставщик выпестованных талантов для боллитры. Конечно, всяческие курсы креативного письма — тоже боллитру подпитывают псевдоглубокомысленными буквостоками. Но это — по большому счёту самодеятельность, навроде самостройных свинарников. А кузница талантов в законе — это Литинститут. Всё чётко и официально, с подписями, печатями, реестрами.
А если так, то перед нами — не просто буквопродукт от Редакции Елены Шубиной, но буквопродукт программный, системообразующий. Об архиважном высказывается архинаставник. О самых острых вопросах современной жизни.
«Алексей Варламов поколебал мое предубеждение против современной романистики», высказался об «Одсуне» в «Российской газете» заслуженный герой наших колонок Павел Басинский.
У меня вот тоже — ещё какое предубеждение против современной романистики. Неужели поколеблется? И как это будет выглядеть? Так же ли, как Павел Валерьевич, Лев Валерьевич рванёт на груди тельняху да как гаркнет: «И моё! И моё мнение тоже поколебалось!»
И вот, предвкушая чаемое поколебание, я погрузился в буквопродукт. Дочитав, я, честно скажу, так и не понял, что же там расшевелило достопочтенного Павла Басинского. Моё предубеждение — не то, что выстояло, оно окрепло и разрослось.
Прежде, чем мы начнём отвечать на вопрос: «Как это сделано», давайте-ка обратимся к одному эпизоду. Достаточно проходному, но исключительно показательному. Итак, дышите глубже — мы погружаемся в ранние 90-е. Мы вместе с героем (и незримым Варламовым) оказываемся на территории прегнусного вещевого рынка. И нас ждёт незабываемая
ИГРА В НАПЁРСТКИ
Дано: герой продал пол-дачи своего детства, у него с собой 600 тысяч рублей. Он хочет купить жене шубу. Ну, неважно, что без её присутствия.
«Любимая игра Виктора Цоя со времен застоя! Смотрим внимательно, выигрываем обязательно!», слышит герой голос зазывалы. Да, здесь играют в напёрстки.
И вот перед нами люди, вставшие в круг, ушлый зазывала. Но чу! Что-то неладное начинает подозревать некое лицо кавказской национальности. Смотрим:
«— Э, э, стой, сука! Ты пустой стакан вертышь. Если шарика нигдэ нэт — тэбэ трындец!
Народ напрягся, поднялся, надвинулся волной на игрока, кавказец схватил наперсточника за ворот, а другой рукой стал переворачивать стаканчики».
Я стал что-то подозревать, друзья. Нет, не то, что напёрсточник — мошенник. Это и так ясно. Что-то другое.
«— Чё лыбишься? — зло посмотрел на меня наперсточник и стал пересчитывать купюры…»
Вот здесь, прекрасные мои, кончилось моё доверие к этой сцене и к создателю её. Почему? Потому что ни один напёрсточник в здравом уме никогда бы так не сказал. Его задача – обаять потенциального лоха. Не конфронтировать с ним в стиле подъездного бомонда.
Откуда я это знаю? С филфака КубГУ, где учился в ранних 90-х. Несколько моих однокурсников как раз вот этим и зарабатывали — на вокзале, в аэропорту. И нет — они не были сколько-нибудь презренными или мизерабельными людьми. Для них, приехавших из станиц, из маленьких городков, это был заработок. Притом, он считался более, чем нормальным. Остальные были куда хуже. А напёрсточники — это была одна из высших каст. Они могли пить и «амаретто» и «Смирнофф», могли сводить девчонку на дискотеку. Да к ним было ещё не попасть, к этим напёрсточникам. Меня, например, не звали, хотя я и не просился. Но знаю таких, кто просился, а их — не взяли. Такая вот была элита кубанской филологии, что делать. Да, не литинститут, и не филфак МГУ, уж извините.
Но вернёмся к эпизоду. Там дальше происходит что-то вообще немыслимое. Подходит старичок, выигрывает и по-быстрому уходит!
«— Э-э, постой! Куда? — наперсточник вскочил с места, но умного старичка уже и след простыл».
Вот такие, фраерской масти, работали, оказывается, напёрсточники в столице нашей Родины. Это штамп о профнепригодности сразу всей бригаде. Но давайте рассмотрим возможность того, что старичок — подставной. Давайте. Выиграл, смотался, пример потенциальным лохам показал. Не похоже на подставного.
Но дальше напёрсточная бригада вязнет в болоте профнепригодности, как тот бегемот Корнея Ивановича. Вот в игру вступает некая мамаша в присутствии ребёнка. Проигрывает. Дальше — картина маслом:
«Когда до нее наконец дошло, что у нее ничего не осталось, девчонка вцепилась парню рукой в грудь и заорала истошно:
— Я полгода должна работать, чтоб это всё...
— А я тут, по-твоему, прохлаждаюсь? — огрызнулся пучеглазый.
Но девица продолжала орать, рыдать, стенать, вслед за ней заплакал ребенок. Тогда наперсточник зло кинул ей проигранные украшения:
— Проваливай, соска, и чтоб больше я тебя не видел!»
Давайте пока пройдём мимо «вцепляний рукой», «истошных ораний» и «соскопроваливаний». Попробуем понять, что перед нами. Жулики с базара так себя не ведут. Чтоб кто-то из них отдал украшения? Это печать «долбодятел» на лбу.
Но самый прозожир, золотые мои, начинается дальше. Герой, которому, между нами, то же надо то же самое на лбу писать, включается в игру. Хотя логика, в принципе, есть. Таких идиотов, как эти напёрсточники, грех не обыграть. Впрочем, эта логика нам не явлена. Явлены мутные терзания. Но результат один – герой в игре:
«Я принялся нервно доставать из внутреннего кармана куртки купюры, не сводя глаз с колпачка, но озябшие пальцы плохо слушались, а деньги за что-то зацепились, не хотели вылезать из узкого кармана и упирались, как живые. Вдруг кто-то схватил меня за руку и потащил прочь из тесного круга. Парень вскричал и выплюнул вместе с сигаретой что-то яростное, злое, окружавшие его люди заулюлюкали мне в спину и попытались задержать, но я уже был далеко и с изумлением озирался по сторонам».
С удивлением мы понимаем, что перед нами
ИСТОРИЯ ЧУДЕСНОГО СПАСЕНИЯ С РОЯЛЕМ В КУСТАХ
Представьте себя на месте несчастного лохотронщика. У вас из-под самого носа невидимая рука уволакивает нажористого лоха. Которому вы сначала нахамили, а он не ушёл, настолько туп. Бригада показала свою некомпетентность — только и могут, что улюлюкать. Да, и остаётся только «плеваться с сигаретой».
В принципе, источник познаний понятен. О нет! Это не реальная жизнь и не опыт наблюдений за вещевыми рынками. Это телевизор. Сериал какой-нибудь. Много ведь, в каких базарных напёрсточников можно найти. Вот они оттуда в буквопродукт и шагнули — дерзкие и непредсказуемые.
Но если вы думаете, что это всё — не заблуждайтесь. Дальше нас ждут чудеса неслыханной щедрости и сеансы саморазоблачительной откровенности.
Герой, наконец, находит прилавок с шубами.
«— Ну, пришел наконец? Сколько тебя ждать? Я закрываюсь уже.
Плотная женщина лет сорока трех или четырех в синей мохеровой шапочке с гладко зачесанными волосами и блестящими темно-сними глазами насмешливо смотрела на меня из-за низкого прилавка. Она была похожа на нашу преподавательницу фольклора Любовь Андреевну Иванисову, с которой мы летали после второго курса на Мезень, и я подумал, то сейчас продавщица запоет подблюдные песни.
— Это вы? — спросил я хрипло.
— Что я?
— Вытащили меня оттуда?
Она покачала головой:
— Я не рискнула бы с ними связываться.
— Тогда кто?
— Тот, кому ты дороже страха».
В приведённом отрывке прекрасно всё. Шапочка с глазами, похожая на преподавательницу, например. И совершенно ни к селу воспоминания о практике и подблюдных песнях. И обратите внимание на диалог. Весь такой мистический. Многозначительный весь такой. Как будто, знаете, не увенчанный сединами ректор, оглаживая бороду, писал, а студентка-первокурсница, зашибающая деньгу ромфантом где-нибудь на «Автор Тудэй». Тогда, в принципе, и невидимая рука объяснима, и незнание правил лохотрона. Всё встаёт на места, кроме подблюдной песни, которая словно вписана старческой рукой в наивную детскую рукопись.
Ладно, не будем ничего утверждать. Сам, конечно, сам Алексей Варламов, почтенный многоопытный ректор клепает детские напыщенные диалоги. Не студентки ведь литинститута, за зачёт? Нет, конечно. Но похоже. Хотя есть объяснение. Может, Алексей Николаевич писал это после семинара как раз с такими вот студентками. Наобщался с ними, нахватался от них, как человек впечатлительный и большой писатель, и тут же в рукописи выплеснулся.
Ну, вот, мы всё и поняли, хо-хо! Семинары в процессе написания букворомана, видимо, время от времени проходили. Их следы можно увидеть там и сям.
«Был хороший апрельский день — холодный и очень чистый, с каким-то особенно высоким, прозрачным небом, словно умывшимся долгими зимними вьюгами, снегопадами и нашими с Катей слезами».
Будто хорошая и чистая душой девочка писала, не бородатый лауреат.
А вот здесь чистая душой девочка сменилась стеснительным, но серьёзным первокурсником:
«Я же говорю, в головах этих людей перемешалась жизнь и все формы ее подмены. Живут в бесконечном сериале, где некто написал сценарий, а целый народ — массовка, да еще весь мир в это дело втягивают. Когда-нибудь мозги у них полностью свихнутся и это кончится катастрофой на подвид чернобыльской».
Согласитесь, грандиозно — про «свихивание мозгов» и «подвид катастроф»? Вам это ничего не напоминает из советской мультипликации? Ну, конечно — это же
ПИСЬМО ДЯДИ ФЁДОРА ДОРОГИМ РОДИТЕЛЯМ
Такое ощущение, что дядя ректор забыл папку с романом в аудитории, а студенты, как тот «дядя Шарик» принялись дописывать на свой лад, не забывая про ломление лап и отваливание хвоста, поскольку дядя ректор — в возрасте.
Впрочем, будем думать, что Алексей Николаевич — юн душой. Не мог же он доверять студентам ответственную лауреатскую нетленку?
Давайте всё-таки закончим с душераздирающей сценой на вещевом рынке. Вы будете смеяться, но там ещё много чего произойдёт. Например, мистическая продавщица задёшево продаст герою шубу:
«Ладно, бери свою белку и уходи скорей, пока хозяина нету».
Ну, что тут сказать. Похоже, Алексей Николаевич никогда ничего на барахолках не покупал. Ну, шубы уж точно. И студенты его, конечно, не покупали. Они те рынки только по телеку могли видеть.
Но героя с шубой снова выносит к напёрсточникам. А там:
«Девица с ребенком, вцепившись парню в грудь, истошно орала:
— Меня муж домой не пустит, я сейчас милицию позову-у-у-у…
В стороне, присев на корточки, курили краснощекий дедок в железнодорожной форме и нерусский человек.
— Ну всё, поработали и хватит, — сказал дедок, поднимаясь».
А мы помним, что «в грудь» девица напёрсточнику уже вцеплялась. Тот ей даже украшения «зло кинул». И в чём, спрашивается, дело? Может, кинул настолько «зло», что она и не заметила? Или «кинул» — в другом смысле?
Но больше всего умиляют курящие. У них прямо сеанс откровенности. Притом, при залётном фраере, которого, как мы помним, спасла невидимая рука. Но эти горе-аферисты уже забыли его лицо. Можно и пооткровенничать, жалко, что ли?
И вот ещё вопрос: а чего бы эти двое аферистов отлынивают и курят, когда лицу их бригады вцепились в грудь? И это цепляние, судя по всему, длится не один десяток минут. Вон — потенциальный лох уже шубу успел купить. Вопросы, вопросы...
Не смейтесь громко. Даже это ещё не всё. Удар по тестикулам читательского восприятия последует далее. Вот прямо сейчас:
«У самого выхода на Волоколамское шоссе в густой метели я заметил женщину, продававшую колготки и женские трусы. Видимо, очень недорого, потому что ее со всех сторон обступили тетки, жадно выхватывали, щупали, рассматривали товар и пихали ей деньги. Возможно, кто-то обманывал и уходил, не заплатив, но ей это было неважно — она все равно оставалась в плюсе.
Женщина подняла голову, и я увидел, что продавщицей была моя мама».
Тут тоже прекрасно всё. И знание законов рынка, и то, что несчастная торговка оставалась в плюсе — тоже откуда-то знание. И поднятие головы, и внезапное узнавание. Да, а страниц через 300 нам на голубом глазу провещают, что это именно мама спасла героя невидимой рукой от лохотронщиков. Ну, да. Колготки с трусами бросила, пошла, спасла, вернулась.
Знаю, я оказываю преувеличенное, наверное, внимание этому эпизоду. Но, знаете, как из клетки можно восстановить облик целого организма, так и по этому эпизоду, в принципе, можно понять весь буквопродукт.
Да, он такой. С волшебными спасениями, многозначительными диалогами, реальностью в преломлении телевизора, со странным разнобоем творческих почерков — от студенчески двоечного до очевидно возрастных «подблюдных».
Впрочем, давайте на оставшемся нам незначительном объёме (ибо рецензия не резиновая), поймём,
О ЧЁМ БУКВОПРОДУКТ?
Об отношениях России и Украины. О как, да. Судя по тому, что действие происходит примерно в 2018 году, писаться он начал примерно тогда же.
А вынесенное в заглавие слово «одсун» на «чехословацком языке» (не смейтесь, котятки, так у автора на стр. 283) означает что-то вроде «изгнания» или «выселения». Речь идёт о судетских немцах, которые много столетий жили на территории нынешней Чехии. В 1918 году получившая независимость Чехословакия принялась их немного угнетать, запрещать немецкий язык. Но в 1930-х годах судетские немцы воспряли, почувствовав поддержку Гитлера. Вернулись к власти. А в 1945 году чехи над этими немцами стали жестоко расправляться — грабить, насиловать, выселять в Германию. И выселили, около 2 миллионов. И писатель-лауреат развлекает нас беллетризованным пересказом Википедии об этих событиях.
Учитывая либеральную направленность многих релизов РЕШ, не составляет труда разгадать послание автора. Предположу, что он предлагает провести аналогию с донбасскими русскими. Показать, к чему привело потакание угнетаемым этнократиями за рубежом соотечественникам.
И вот, казалось бы, к этому выводу всё и идёт. Что призовёт к смирению без пяти минут классик-лауреат.
Но нет. К таким выводам Алексей Варламов вдруг не приходит. Совершенно неожиданно появляется совершенно другой вывод: оказывается, что-то вроде «одсуна» украинцам устроила советская власть, в виде Чернобыльской катастрофы. И вообще, все имелись в виду, все! Начиная «от Адама, депортированного вместе с женой за плохое поведение из рая».
Сами же российско-украинские отношения в «Одсуне» показаны как роман между главным героем — пьющим нытиком-интеллектуалом и украинской поэтессой Катей. Они полюбили друг друга в Москве, трогательно ездили на Украину, питались за счёт местного гостеприимства. Катя поступила в Литературный институт, в «группу художественного перевода с украинского языка».
Казалось бы, совет да любовь. Но не тут-то было! Однажды в лифте на Катю нападает бандит:
«Он велел ей повернуться спиной, снял шубу и забрал сумку, в которой было немного денег и перевод с украинского».
Потом, надо думать, злодей удалился от повернувшейся спиной девушки, удовлетворённо кивнув головой. Дальше Катя вместе с главным героем обращаются к ментам. А те — ну, в точности, как в сериале. Оборотни и коррупционеры. Они, конечно, ловят бандита, который тоже, как в телеке, но тот даёт им взятку, и менты начинают прессовать Катю с женихом.
Но тут Кате везёт. Её приглашают в Америку!
«…Америка, честная, объективная которой дела нет до нашей мышиной возни, и она выбрала, кого захотела».
И вот там Катя уходит к лесбиянке Кимберли. А герой бухает. И вот однажды видит свою Катю по телеку, на киевском Майдане, в разгар событий. Она вернулась из Америки, стала пламенной поэтессой Майдана, а её снимки перепечатывают ведущие мировые издания. И если бы она, история государственного переворота стала бы другой. Как так? А вот:
«И я уверен, и знаю наверняка, что, если бы не она, Янукович дал бы команду на разгон, он был уже на это готов, и из Москвы на него давили, но среди людского скопления на большой площади была одна женщина, и он не посмел…»
То есть, уровень аналитики понятен. Примерно, как в сочинениях Дюма-отца. Людовик XIII заподозрил Анну Австрийскую в неверности и приготовился объявить Англии войну. Янукович увидел одну женщину и не посмел. Угумс.
Когда мы всё поняли, нет никакого смысла тратить буквы на спор с теоретическими выкладками Варламова. Вспомним очарованного Януковича и воздержимся.
Скажем лишь кратко, что позиция обывательская. Но юркая. То она здесь, то она там. То восхищается героизмом восставших, то восклицает: «А всё же вы — не Европа!»
Никакого практического смысла в этой юркости нет. Впечатление, что автор пытается разместить свои, скажем так, телесные полушария на двух стульях. Но всем этот манёвр очевиден. И тем, и этим. И никого не впечатляет.
Но зачем тогда 500+ страниц вот таких вихляний?
А ВОТ ЗАЧЕМ!
Буквопродукт этот, на самом деле, хитрый документ. И не будем обращать внимания на то, что он хром сюжетом, облезл языком, местами нелеп и многословен. Это как раз дело десятое.
Просто перед нами мессидж. Притом коллективный, как письмо дяди Фёдора дорогим родителям. От Редакции Елены Шубиной. Кому? Кто эти «дорогие родители»? Да те, кто премии раздаёт. И печенюшки.
«Дорогие наши благотворители! — пишет в лице Варламова коллективная Шубина (кстати, вы заметили шубоцентричность в цитатах?). — Извините уж нас, но по тем повесточкам и темничкам, что вы нам даёте, мы писать больше не можем. Над нами и так уже все смеются. А можем мы писать на такую-то тему — до сих пределов, на другую — до вот этих, но и на российскую сторону будем отскакивать — вот до сих. Как поняли, приём?! Если поняли, дайте премию».
Ну, и посмотрим, конечно, на результаты в нынешнем году. Варламов на «Большую книгу» снова номинирован. Получит что-нибудь, значит, сигнал понят и принят. Не получит, значит, жри... то есть, пишите, что велено.
#новые_критики #алексей_варламов #одсун #аст #реш #буквопродукт
-
9801