Прищепка на носу и другие тайны Макса Акиньшина

(Макс Акиньшин. Крепкий керосин принцессы Беатрикс. М. Альтернативная литература. 2024)

Давайте-ка, золотые мои, на старте вспомним тёплые и ламповые 90-е. Их начало. Приставка «Денди», спирт «Рояль», ликёр «Амаретто», сигареты «Магна», «Синий фонарь» Пелевина. Оттуда же, из тех вот невозвратных пропастей времени, где водились перечисленные артефакты, родом и менее известный раритет.

Это роман ужасов Боба МакКаммона «Кусака». Издан он был сгинувшим ныне издательством «Баркалая и К» невзрачным по тем временам тиражом 100 тысяч экз. Обложка его была невероятно чудовищна — на розовом фоне неведомый дизайнер попытался изобразить кубиками пикселей инфернальные когти. Получилось очень нестрашно и восьмибитно.

Ну, да в те времена выходило немало буквоуродств. Но «Кусака» был примечателен хулиганским и, видимо, пиратским переводом Александровой Е. Ю. Эта милая и талантливая женщина создала из совершенно заурядного текста сущую феерию.

Помните, как Довлатов писал про Курта Воннегута: что его романы сильно проигрывают в оригинале? Вот и с «Кусакой», похоже, тот же случай. Потому что в конце 90-х я добыл его уже в каком-то цивильном переводе, и это была просто бледная немочь. Но в переводе Александровой Е. Ю. роман сверкал фейерверками таких перлов, от которых читатели-подростки (ну, а кому ещё читать книгу в поросячье-розовой обложке с пиксельными когтями?) валялись от смеха и которые учили наизусть.

«Да разговаривать с тобой — всё равно, что дискутировать с ишачьей задницей и ожидать, что она пропердит в ответ «Славься, Америка!» — такими божественными красотами и сокровищами был украшен заурядный ужастик «Кусака», которому очень повезло с переводчиком.

От этого феерического перевода так и струилось —

 

ОЩУЩЕНИЕ ПРИЩЕПКИ НА НОСУ

Да-да, помните ведь, конечно, переводчика видеофильмов Леонида Володарского?

«Ты такой нервный, будто с длинным хвостом в комнате, где полным-полно кресел-качалок...»

Ну, может, конечно, такое было и в оригинале. Но я почему-то очень сильно сомневаюсь. Талантливому человеку просто надо было защемить нос прищепкой, чтобы полились шедевры.

И давайте согласимся, что прищепка на носу вызывает у нас тёплые ламповые чувства. Это ведь хорошо. Более того, прекрасно.

В литературе к числу «прищепочной» можно отнести очень немного книг. Это первый перевод «Тошнит от колец» Генри Бёрда и Дугласа Кенни, это «Фактотум» и «Макулатура» Чарльза Буковски (опять же в первых переводах), это некоторой частью «В финале Джон умрёт» Дэвида Вонга. Да и всё, пожалуй.

Очень негусто. И возникает версия: может, эффект прищепки и вовсе в оригинале места не имел, а возник при перетолмачивании на русский? Если так, то это — грандиозный и, пожалуй, не имеющий аналогов феномен.

Если разобраться, эта была ироническая манифестация любви к той Америке, которой уже давно нету, которая гудбай и тю-тю в политкорректном болоте. Та Америка носила крутые джинсы, курила «мальборо». Её в те времена невозможно было не любить. И мы, надев прищепки на нос, приукрашали её, через иронию, через гэги. Не так, чтобы ах, а так, чтобы гыгы. А ведь у нас при помощи таких выражений никто не разговаривал, ни тогда, ни сейчас. Да и в Америке, думаю, тоже.

Через прищепку с нами, по сути, общались

 

СКАЗОЧНЫЕ ГЕРОИ

Мифические существа! Шварценеггер, Сталлоне, Ким Бессинджер, Брюс Ли. Это же герои сказок, ребята. В жизни-то они невзрачные и другие. Разве нет?

И весьма неожиданно было встретить вдруг отечественную книгу, написанную именно по-прищепочному. Именно таким языком, каким изъяснялись гнусавые небожители нашей с вами юности.

Как вам, например, такое:

«Высиживать яйца можно только задницей, борода в этом деле не пригодится».

Или вот:

«Всё на Старой Земле так устроено: если ты не дерёшься, дерутся с тобой. И у кого-то зубы обязательно окажутся длиннее, а задница толще».

А вот, моё любимое:

«От него один геморрой и никакой пользы. Ты видела, как он бежит? Словно слизень, у которого несварение».

Автор — явно молодец. И, конечно же, писал он это всё именно с прищепкой на носу.

Казалось бы просто. Но нет, друзья. Это ведь, во-первых, — признак раскрепощённости, свободы от стандартов, шаблонов и — да! — авторитетов. Ну, допустим, все мы стремимся писать, как Набоков. А толку-то? Графоманского полку только прибывает. А вы вот наберитесь наглости, отцепите с бельевой верёвки специальный вид зажима, предназначенный для просушки белья после стирки да прицепите себе на орган для распознавания запахов.

Ну, и, во-вторых, писать прищепочно не только весело. От такого стиля рождаются образы, пусть и грубые, но яркие:

«Уметь читать в нашем медвежьем углу совсем бесполезно, глухая неграмотность — отличительный признак коренного обитателя Старой Земли, такой же, как запах изо рта и от ног, цыпки и угрожающая рожа в дикой поросли нечёсаной бороды».

Вы будете смеяться, но после шубинского воляпюка, диких лексических буреломов лауреатов «Дебюта» вот это всё — как дуновение весеннего ветерка в затхлом склепе. Не знаю, насколько это «новый сладостный стиль», но что-то к нему куда более близкое, чем все обстипативные потуги болитры.

Тем не менее, автор, пишущий с прищепкой на носу, подобен майору из знаменитой песни, решившему прогуляться зимой по гололёду. Потому что

 

ЛЁД ОЧЕНЬ ХРУПОК

И он может треснуть, и обрушить обладателя пишущей конечности в царство копроканнибалов им. В.Г. Сорокина, например. В преисподнюю лютого трэша.

Но нет, этого не происходит. Афоризмы про уборную так и остаются лишь при словесной своей манифестации. В реальный сортир читатель не попадает, процесс дефекации не лицезреет.

Автор знает, где остановиться. Это ценное умение, подвластное не всякому.

То же, собственно, касается и эротики. Которой тут, в общем-то, даже и нет. Самое эротический момент — вот:

«В панике Фогель прижимает меня к себе — сквозь мокрую тунику я чувствую, как работают его мышцы. Он смотрит на меня, пытается что-то говорить. Но я не слушаю. Чуть наклоняю голову вперёд и, уколовшись об его щетину, трогаю своими губами его губы. (…) Мой милый Эразмус приникает ко мне, мы сплетаемся как водоросли под неспешным течением. Танцуем медленный танец в ленивой реке».

Ну, вот да, друзья. Это и всё. Но согласимся вот на чём — в этом вот поцелуе эротизма больше, чем в долгих страницах дубовой боллитры и всякой там «литературы травмы».

Но давайте запоздало посмотрим —

 

КАКУЮ ИСТОРИЮ РАССКАЗЫВАЕТ АВТОР?

Героиня — принцесса странного места, которое называется Мусорная долина. Она живёт в некоей башне, охраняемая драконом-алкоголиком. Время от времени приходят какие-то рыцари, с которыми дракон играючи справляется.

Но однажды появляется некий странный юный тип в скафандре, которого героиня называет «колдуном» и которого зовут Эразмус Фогель, который убеждает принцессу, что башня — вот-вот взлетит на воздух, если не найти подходящих деталей для ремонта. Долго ли коротко, все трое — принцесса, дракон и колдун отправляются в поход за запчастями.

Поход — нелёгкий. Потому что героев начинают преследовать вонючки-рыцари:

«— Флаги, какие у них были флаги? — допытываюсь я. В ответ Фогель пожимает широкими чёрными плечами: грязные тряпки, он в них не разбирается. На одном вроде была раздавленная курица, на втором — коровья лепёшка, на третьем — пятно жира».

А потом к преследованию присоединяется ещё и могущественный Протопадишах со своим войском.

Не сказал бы, что повествование энергичное. Скорее, оно расхлябанное, даже раздолбайское. Иной раз главы по полторы ничего не происходит, а потом вдруг действие несётся вскачь. Но оно хотя бы есть — действие-то. Есть и погони, и приключения, и за героев нет-нет, а переживать иногда начинаешь.

Но приключения любой балбес наворотит. Дело не хитрое. А вот что по-настоящему требует усилий, так это

 

СОЗДАНИЕ СВОЕГО МИРА

О том, что это — дорогого стоит, я узнал лет двадцать назад, взяв интервью у самого известного (и тогда, и сейчас) фантаста. Создать свой мир, заставить его двигаться, существовать по собственным законам — это ведь высший пилотаж, говорил мне маэстро-фантаст. И ещё он говорил, что сегодня свой мир — большая редкость. А я не вижу повода с ним не согласиться.

И вот Макс Акиньшин даёт нам свой мир. Пусть он и странный, и пустоватый, и вместо неба — жестянка в дырках, через которые из нескольких миров сразу сыплется мусор. Но он, блин, свой.

Да, он напоминает мир «Кин-Дза-дзы». И в чём-то «Феодала» Александра Громова. И ещё плоскоземельные континуумы Евгения Лукина, к протопарторгам которого отсылает, собственно, герой «Керосина...» Протопадишах. Это, конечно же, и есть тот самый реверанс вежливости, о котором мы говорили в прошлом нашем выпуске, когда анализировали буквопродукт Рагима Джафарова.

Ну, так и вот — мир-то свой. Самая впечатляющая — по-спилберговски так — реалия этого мира: болотный корабль. Такое в чём-то инфернальное плавсредство, ходящее (хотя плавающее, конечно) по болотам.

С фантастической терминологией автор откровенно не парится:

«Колдун сосредоточен: прикусив нижнюю губу, он пытается тонкой проволочкой попасть в отверстие посередине невообразимой прозрачной лепешки. Хрен-пойми-что — так она, по-моему, называется. Потом, как было мне объяснено, он будет через неё тестировать что-то-там в чёрт-знает-что через открытый канал в поди-угадай».

Ну, а с другой стороны, навтыкай автор в текст каких-нибудь континууматоров и альфа-бета-трансмутаторов — кому от этого стало бы легче? А так, как говорил Михаил Задорнов: «дергани за пимпочку и прикинься ветошью». И всё ведь более-менее понятно?

Есть ещё один момент, который вовсе большей частью не подвластен авторам-мужчинам. Особенно тем, которые пишут научную фантастику или что-то рядом. Этот момент —

 

ЖЕНСКИЙ ОБРАЗ

Принцесса, главная героиня — она ведь абсолютно живая. Вот прямо 3D такая. За малым из книжки не выходит. Главная героиня — совсем не с простым характером. И каким-то образом её мысли и чувства — абсолютно точно переданы.

«Мне показалось — или он произнёс моё имя с некоторым придыханием? Ну, была такая микропауза между титулом и мною? Маленькая пауза, в которой миллион смыслов».

Это очень тонко, а для мужчины написать так — и вовсе непредставимо.

Или вот ещё один очень показательный момент. Героиня ревнует Эразмуса к бывшей:

«Так тебе и надо, чёртова Элис! Если бы ты была ещё и кривоногая, то я стала бы капельку счастливее. Но интересоваться у Фогеля, как она выглядит, мне показалось ниже моего достоинства, и я промолчала».

Здесь отыграны все нюансы, этакая психологическая акварель на полутонах.

С другой стороны — есть и мужские образы. И тут — странное открытие. Допустим, дракон — он одноклеточен, рыгает и улюлюкает. Но вот любовь главной героини — колдун-айтишник Эразмус Фогель — он же никакой! Он эфемерен, у него даже по-женски длинные ресницы. Ну вот просто какой-то хороший парень, человек без свойств.

И вот отсюда следует вывод — какой? Я, друзья, и сам в шоке. Я только что, в процессе написания, до этого додумался. Итак —

 

ШОКИРУЮЩЕЕ ОТКРЫТИЕ

Вот сверкнула и не уходит мысль: а что, если под псевдонимом «Макс Акиньшин» прячется девочка? Хотя не девочка, конечно. Думаю, всё-таки тётенька. Навыки художественного письма — наработаны. А это даётся и с опытом, и с возрастом.

На эту мысль наводит не столько выпуклость женского образа, сколько безликость мужского. Примерно так писал о своих «тургеневских девушках» создатель «Муму». Вроде, и зайки, и паиньки — а посмотришь внимательно, так и никакие. Это и потому, что объект идеализируется, и потому что тонкости психологии не очень ведомы.

Конечно, на истинности своей версии не настаиваю. Но пазл складывается. Так что, может быть, перед нами — тётенька-проказница. Может быть, даже опытный автор, решившая неузнанной отвести душу и похулиганить.

Возможно, этой тётеньке ведом и женский алкоголизм:

«Что-нибудь перед сном я хочу, но запах, исходящий от чешуйчатого, валит наповал. Не хватало ещё отравиться и весь следующий день ходить овощем. При том, что наш радушный хозяин не заслуживает ровно никакого доверия. О себе я позаботилась самостоятельно, прихватив по пути кое-что из тележки. Кое-что приятное. Как говорит насквозь лживый господин Понга, гулять так гулять. Плевать на то, что у нас осталось совсем немного бутылок. Я подумаю об этом завтра».

Вы что хотите думайте, но я прозреваю тут и опыт, и его осмысление, и психологию зависимости.

Но давайте закругляться. Рецензия не резиновая. Пусть прозвучит

 

ФИНАЛЬНЫЙ ВЫВОД

«Крепкий керосин...» — книжка, вполне возможно, детская. Просто вспоминаю себя в подростковом возрасте: я — юный книжный маньяк, охотился за такими вот сокровищами. Перерывал «Солдата Швейка...» в поисках слова «дупа». И обнаружить что-то подобное в те травоядные времена было совсем не просто.

А ещё помню — читал в журнале «Трезвость и культура» романы из жизни алкоголиков. Там не только «Москва-Петушки» хитом была, печатались и не хуже вещи.

Ну, а тут вот — все радости под одной обложкой. И, главное, ребёнку можно показывать. Плохому, в общем-то, не научит книжка-то. Да, герои постоянно бухают, это есть. Но я бы не сказал, что по-настоящему. Они делают это с лёгкостью толстяка Портоса, забаррикадировавшегося в винном погребе. А, значит, и не совсем по-настоящему. Был единственный тонкий психологический момент, но я вам его уже цитировал.

А по-прочему — ничего плохого нет. Никакой повестки. Ну, про поцелуй ребёнок прочитает. И кому от этого станет хуже? Главное, на кошках не тренироваться.

Так что, на месте родителей, я купил бы эту книжку для ребёнка. Сделал бы так, чтобы ребёнок её увидел, сказал бы: «Не вздумай читать!» И спрятал бы. Но недалеко. И всё — ребёнка за уши будет от текста не оттащить.

Ещё, чего доброго, к чтению приучится. А далеко не у всех эта охота просыпается от знакомства с чем-то там высокоморальным. Обычно ведь наоборот.

 

Книга здесь: https://alterlit.net/magazin/product/krepkiy_kerosin_beatrix

#новые_критики #крепкий_керосин #принцесса_беатрикс #макс_акиньшин #альтернативная_литература