Явление нового мастера диктантов и медовая хоругвь Михаила Тарковского
(Михаил Тарковский. 42-й до востребования. М., Вече. 2024)
Что ж делать, друзья, на время прерываем наш сериал «Прикосновение к чудовищному», чтобы искусать ещё одно явление нашей боллитры — роман Михаила Тарковского «42-й до востребования».
Откуда такая срочность? Просто назрел
ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПОВОД
На первый взгляд к персоне Михаила Тарковского — писателя из Красноярского края, продолжателя, как говорится на обложке, «традиций русской классической литературы» — этот инфоповод отношения не имеет. Но мы во всём разберёмся. Следите за пальцами.
Итак, зайцы мои, 5-8 сентября прошла Всероссийская научно-практическая конференция литературных критиков и литературоведов «Большой стиль». Прошла с помпой, в четырёх локациях: в Институте мировой литературы им. А.М. Горького, в Московском государственном институте культуры, в Литературном институте и в Экспоцентре — на Московской международной книжной ярмарке.
Ещё немного официоза, золотые мои, терпите. Так вот: всё это действо — это у нас часть новой литературной премии «Слово», которая, замрите, проводится при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. «Премия «Слово» является единственной литературной премией в России, в рамках которой проводится масштабное обсуждение тенденций современного литературного процесса», — говорится в пресс-релизе.
Переведём с пресс-релизного на русский: государственные деньги, огромные. И не просто так будут, типа, цацки раздавать, но с обсуждением «литературного процесса». Кто ж против? Но давайте я вам ещё чуть-чуть, самую малость, поцитирую?
«Конференция станет началом общественной дискуссии о тенденциях, путях развития литературного процесса», — заявил сопредседатель Попечительского Совета Премии Сергей Степашин».
В конференции, как вдохновенно указывается на сайте «Год литературы», впервые за 30 лет приняло участие более 100 критиков, чтобы «обсудить литературный процесс и выделить наиболее значительные тенденции и имена». Вот так, зайцы мои, обсудить и выделить.
Но давайте-ка посмотрим, что же это за 100 критиков? Из всех имён нам более-менее знакомо имя разве что Анны Жучковой. Но это и всё. А остальные — ну, какие-то такие, сильно толстожурнальные, умеренно дипломированные, производители «филологических водорослей».
И да — ни Льва Валерьевича, ни «новой критики» вообще на этом симпозиуме нет как нет. Видимо, недостойны мы, золотые мои,
ОБСУЖДАТЬ И ВЫДЕЛЯТЬ
Да ещё в помпезных интерьерах. Это, конечно, из серии «Слона-то я и не заметил». Вот эти вот наши заметки читают тысячи людей. Да что там говорить — на той же ММКВЯ вот буквально на днях подходили ко мне на автограф-сессии люди — специально приехали руку пожать, именно за критику. Но, как говорил Егор Летов: «Нас нет. Здорово и вечно». Для кого-то. Предпочитают нас не замечать.
Хотя именно в президиуме этого вот собрания под названием «Большой стиль» о «новой критике» знают прекрасно. Один из хедлайнеров — профессор КубГУ Алексей Татаринов — регулярный читатель наших колонок. Совершенно точно это знаю, поскольку и с ним самим знаком со времён безмозглого студенчества. И вот этот-то профессор — он про нас прямо на пленарном заседании высказался (цитирую по сайту «Год литературы»):
«Зачем нам критики, пишущие рецензии для смеха других, таких же грустных и относительных критиков! — риторически вопрошает Алексей Татаринов. — Всё это развлечения для сытых и застрахованных».
То есть, мы, значит, «сытые», «застрахованные», хоть и «грустные», и «относительные». А пишем для смеха.
Что сказать? Когда тот же Лев Валерьевич фактически в одиночку бился с Ехидной, эти вот профессора сидели, свернув губы в трубочку и выискивали в премиальных буквопродуктах смыслы, восхищались Водолазкиным и иже с ними. Когда запахло президентскими грантами — извини, чувак, подвинься, ты грустен и относителен, и вообще — вас здесь не стояло.
Это, знаете, я с таким подходом в 90-е сталкивался. Вот вроде бы есть друзья, но они возьмут, да и задумают что-то там, по секрету от тебя, какой-нибудь денежный расклад. А потом глазками хлопают: «Ну, слышь, чувак, для тебя варианта не нашлось». Надо сказать, что у тех ребят их «денежные варианты» всегда заканчивались плачевно, мог бы долго говорить, но рецензия не резиновая. Но здесь перед нами — явный кидок, согласитесь? Близость кормушки помрачает разум.
И вот там, на той конференции, материализовалось около 100 каких-то никому не ведомых производителей «филологических водорослей», которые и будут решать. Об уровне собрания давайте скажу цитатами.
«Самое главное — создать главное», — изрёк на заседании один из теоретиков литературы.
«Дальше я буду бредить, а вы редактируйте», — это тоже там же звучало.
Но в целом, по отзывам побывавших, царили официоз и скучища. И совершенно ведь очевидно, что собравшихся волнует не литература. Если бы она волновала, без «новых критиков» там бы не обошлось. Но нет, нет же! Всего-то надо легализовать очередную премиальную кормушку, только и всего. Чтобы подпись, печать, чтобы всё официальненько, с бумажечкой и дипломчиком. Потому что «Большая книга» — она же на ладан дышит. Скоро её не станет. Очень скомпрометировавшее само себя сборище, с беспомощным шорт-листом.
Да и питательная скважина русофобии, золотые мои, скудеет с каждым днём. Это уже, в нефтяной терминологии выражаясь, ТРИЗ — трудноизвлекаемые запасы, не упругий фонтан. А значит — что? Значит, всем срочно надо становиться патриотами и сосать денежки из казны. Отсюда и конференция, отсюда и отсутствие на ней «новых критиков».
Но возникает вопрос:
НЕ ЗАБЫЛИ ЛИ МЫ О ТАРКОВСКОМ?
Почти забыли. Но мы к нему перейдём. Уже совсем скоро. Осталось дополнить картину «создавания главного» ещё одним штрихом. В ходе пленарного заседания 100 критиков обсудили и выделили «ТОП современной русской прозы». Кто же туда вошёл?
А вот (цитирую одного из участников) — «Лукьяненко, Тарковский, Проханов, Сегень, Горбунова, Данилов, Юзефович, А. Пелевин, Варламов, Сенчин, Идиатуллин».
Список познавательный. Как пена у рта и судороги тела после укуса сомнительного животного свидетельствуют о заболевании бешенством, так и присутствие в списке Леонида Юзефовича свидетельствует о том, что недалече витает перепончатокрылая тень самой Галины Леонидовны. Её могло и не быть в зале, но дух ея явно струился над «почтенным» собранием.
Ну, Варламов — это понятно. Литинститут — одна из площадок действа, а он там — ректор. Сенчин — par excellence вездесущ. А вот Идиатуллину я удивился. Совсем недавно мы разбирали его фиги в кармане, а теперь и он — типа за наших. Ну, что же. Скользкость туловища — ценное качество для аппаратчика. А может — это просто симптом слабоумия части собравшихся. Ну, вы ещё Гузель Яхину в список включите.
Но её нет. Как и Водолазкина, старшего Пелевина, Сорокина. Не то, чтобы я сильно сожалел об их отсутствии, но создаётся впечатление, что значительная часть «100 критиков» голосовала «как надо». Они же — ребята ушленькие, чуют, как правильно. И удивительно, как недавние облизыватели Водолазкина уже прямо сейчас срочно о нём забыли. Sic transit, дорогой Евгений Германович, gloria mundi.
Удивительно и появление Проханова. Нет, он писатель знаковый, но еще 20 лет назад, даже меньше, Александру Андреевичу в месте в литературе вовсе отказывали. Не исключаю, что эти же самые люди (старшие из них).
Сергей Лукьяненко на первой строчке рейтинга — тоже показателен. Нет, он-то писатель хороший, спору нет. Но его выбор — это демонстрация, скажем так, фэнтези-уровня «почтенного» собрания. Представьте себе, собрались, например, американские критики и выставили в своём рейтинге на первое место Стивена Кинга. Не Франзена там, ни, прости Господи, Янагихару. Стивена Кинга. Ну, вот такой вот уровень решальщиков судьбы русской литературы, что ж делать.
Ну, ОК. Теперь давайте посмотрим на вторую строчку списка, которую занимает Михаил Тарковский, и зададимся, наконец, вопросом
WHO IS MISTER ТАРКОВСКИЙ?
Наверное ж, это значимый писатель. Не может быть иначе. Но есть одна проблема — его никто не читал.
Впрочем, не совсем никто. Я читал. Просто решил Лев Валерьевич из нудности изучить все буквопродукты, вошедшие в шорт-лист «Большой книги». Притом, именно на бумаге. Я с телефона Березина и Волоса читал, и хватило с меня этого удовольствия. Только на бумаге!
И вот тут-то начался реальный квест. Поневоле вспомнилась другая премиальная нетленка — «Добыть Тарковского» Павла Селукова. Оказалось нелегко. Во-первых, в «Читай-городе» Тарковского не оказалось вообще. Девушки-продавцы только пожимали плечиками. В других крупных магазинах — Московский Дом книги, «Библиоглобус», «Молодая гвардия» — книги обладателя второй строчки рейтинга тоже нет как нет.
Нашёлся в магазине «Москва», на Тверской. Я туда радостно помчался. Но и там квест не закончился. Информационное табло показывает, что «42-й до востребования» в торговом зале есть, даже полку указывает. Но не тут-то было. Я всю эту полку облазил — не нашёл. Себя нашёл, «Самую пьяную газету...», на видном месте притом, порадовался. Но не Тарковского. Позвал на помощь продавцов-хипстеров: «Добудьте мне Тарковского», говорю. И они — ну, не полчаса, но минут двадцать искали. И, наконец, нашли. Почему-то на букву «Ш». А потом у меня глаза на лоб взлетели. Из-за цены. Тоненькая книжечка. Но стоит где-то в районе 1600 рублей. Жаба, конечно, стала душить. Но перед хипстерами стало неудобно — искали, с ног сбились, нашли. Купил, короче.
Тираж книжечки — всего 800 экземпляров. Это, конечно, отчасти оправдывает конскую цену. Но я не знаю, кто, кроме психопата-критика, при всех этих вводных Михаила Тарковского купит.
Ну, и отвечая на вопрос подзаголовка, скажем, что в сети Михаил Тарковский, примерно сразу после покупки, стал мелькать. То на Алтае, на юбилее Василия Шукшина, в президиуме проявится. В Красноярске у него, оказывается, что-то вроде литературной мастерской, где он творческую молодёжь наставляет. Это всё непорицаемо.
Но вот то обстоятельство, что он, при всей своей региональности и труднодобываемости, оказался вознесён в шорт «БК» и поднят на хоругвь организаторами нового цацкораздаточного церемониала, заставляет задаться вопросом:
ЧТО ЖЕ ВНУТРИ?
А там... Как бы вам сказать? Текст, судя по всему, автобиографический. Начинается примерно с 1962 года, когда лирический герой начинает осознавать себя в возрасте четырёх лет.
Текст посвящён бабушке автора — Марии Ивановне Вишняковой. Родители маленького Мишу, как я понял, не особо воспитывали, отдали бабушке. И именно ей автор благодарен за то, что вырос таким, каким вырос.
Всё это, зайцы мои, хорошо, даже прекрасно. Вот только я вдруг — не то, чтобы с ужасом, но со странным чувством — осознал, что передо мною, в общем-то, сборник диктантов.
Да, в этой сфере уже есть один маэстро — Евгений Водолазкин. Но тому на хоругви места не нашлось.
А по тексту у нас примерно следующее (процитируем кратенько, поскольку объём нашей нерезиновой рецензии подходит к концу):
«На пароходе, добавляясь и сменяясь, ехали дети. Царило слоняние по салонам и палубам, выбирание какого-нибудь матроса-кумира и хождение за ним по пятам».
Ну, нормально так. «Слоняние», «выбирание» и «хождение». Или вот некий слабоэротический фрагмент:
«Посещение музеев порождало в душе смятение и кашу. Мадонны под облаками и с младенцами, пышнотелые декольтированные дамы или дамы вовсе без платья, развалившиеся посреди складчатых тканей… И вечерами в полусне предавался я воздушным мечтам, в которых цепким привеском взмывал под облака с крылатой и персястой девой…»
«Персястые девы» — это самый эротический момент всего — переведём дух! — буквопродукта. Остальное — безобиднее букваря. Размашистые описания природы царят повсеместно. Я бы процитировал, да, боюсь, рецензия на этом и закончится. А нам надо сказать самое важное.
В первой части буквопродукта маленькие диктанты разбросаны частым горошком. Начинки какого-либо сюжета они в основном не содержат. Но есть и
СЮЖЕТОВКРАПЛЕНИЯ
Как правило, они — назидательного свойства. Содержательную сторону диктантов Тарковского можно проиллюстрировать старой песней коллектива «НОМ»: «Жил-был мальчик. Он взял яблоко и его наел. А бабушка сказала: «СВИНУХ!»
Примерно то же и в «42-м до востребования». «Миша, брось каку!», «Миша! Не вертись!», «Миша, слушай старших!» Я, конечно, утрирую. Но не сильно. Первую часть романа можно смело публиковать в любой детской хрестоматии. Может быть, в какой-нибудь, привычной к диктантам, детской душе и загорится огонёк отклика.
Да, эти тексты просто до дрожи напоминают примерно 70% пенсионного творчества обитателей Прозы. ру. Иной раз рука так и тянулась напечатать «С теплом». Но попустило. Хотя, конечно, Тарковский лучше — он всё-таки более изыскан и обладает немаленьким словарным запасом.
Я не хочу сказать плохо о том, что делает Тарковский. Суровый таёжный человек развлекается, как может. В конце концов, попробуйте, составьте какое-нибудь заковыристое описание природы, чтобы передать и атмосферу, и запахи, и след прошедшего дождика. Это совсем не просто. В общем-то, целое искусство, которое надо осваивать годами. Притом упорно. И кому-нибудь эта резьба по буквам, безусловно, интересна. Но, по сути, Тарковский — старый ребусник Синицкий, профессионал не самого простого и востребованного искусства.
В конце концов, поток природоописаний может и затянуть, и увлечь. Но никак не потащить за собой с грохотом и яростью. Нет. Тут поток неспешный. Можно даже сказать, вязкий, как мёд. И от его прочтения можно даже получить определённое медитативное удовольствие. Особенно тем читателям, кто ценит Ивана Бунина, Михаила Пришвина, Константина Паустовского. Это хорошие писатели. Но просто надо быть на их волне.
Но стоит, по-хорошему, учитывать и то, что на дворе, всё-таки, XXI век, что сознание читателя заражено клиповостью, что он даже самую удобоваримую, не отягощённую пейзажными зарисовками, прозу читает не очень охотно.
А Тарковский — витиеват. Проструиться через его мёд — не самое простое занятие. Для очень искушённого читателя. Искусство резьбы по дереву или там вязания крючком — очень почитаемо и кому-то да нужно.
И такие читатели (равно, как и писатели) обязательно должны быть. Но не надо возносить их на хоругви, вот в чём дело. Ширнармассы все эти назидательные диктанты читать не будут. Или станут делать вид, что прочли (как номинаторы «Большого стиля»). Ведь Тарковского можно хвалить не читая.
Впрочем, к чести автора можно сказать то, что он
НЕ КИЧИТСЯ ПРОИСХОЖДЕНИЕМ
Да, Михаил Тарковский действительно имеет отношение к знаменитой семье — к деду-поэту, к дяде-режиссёру. Страшно представить, что было бы, если бы такая родословная рухнула на голову со-шортнику Тарковского Денису Драгунскому. Уж как бы выпятилась грудь, что рёбра затрещали бы.
В своём роде, Тарковский — противоположность Драгунскому. Если последний начинает торговать происхождением уже на стадии заголовка, то первый — темнит до последнего. Лишь странице на 99-й, уже ближе к середине текста, появляется одноногий «дядя Ася», мизантроп и затейник, бывший муж бабушки. И не сразу понимаем мы, что это и есть тот самый знаменитый Арсений Тарковский.
Во второй и третьей частях возникают воспоминания о семье. В принципе, объективные, человечные, без грязи и полоскания белья. Чего нет, того нет. Это, конечно, автору в плюс.
Но и такое замалчивание до последнего — это тоже крайность. Радикальная антитеза чванливому Драгунскому. Но так тоже нельзя. Просто странное впечатление возникает. По-хорошему, семью стоило бы вплести и пораньше, и даже с начала. Очень деликатными композиционными мазками, чтобы не вызывать отторжения. Но это тонкая работа на большом композиционном объёме.
А Тарковский — ребусник-миниатюрист. Прозокрохотульку он доведёт до блеска. А вот на больших текстовых пространствах — явно теряется.
Важно и то, что Тарковский старательно избегает хоть какой-нибудь общественной значимости того, о чём пишет. Практически ничего нет, например, про пионерию. Понятно, что в 60-е пионеры были уже не те, что во времена Тимура и его команды. Но хоть бы слово можно было бы? Хотя где-то там, одним словом и встречается. И хватит с вас.
То же и с вещами позначительнее. Всё шестидесятничество, застой, постсоветские травмы — всё мимо. Ни строчки об этом. Лишь суслик пробежал, лишь кузнечик процвиркал, лишь солнышко блеснуло лучиком.
Рецензии нашей осталось совсем мало, поэтому
РЕЗЮМИРУЕМ
Для затеи под названием «Большой стиль» «42-й до востребования» — буквопродукт идеальный. Ничего не проповедует, никуда не ведёт, написан, вроде, по-русски, с уважухой к классикам. Что самое важное — его никто не читал и вряд ли прочтёт.
Тарковский мне представляется кем-то вроде старикашки Брюса Уиллиса. Этакий коп, вышедший на покой, занимается перенесением собраний сочинений Ивана Шмелёва на рисовое зёрнышко. Но тут к нему врываются и говорят: «Эй, Брюс! Идём спасать мир!»
Ну, понимаете. А деньгоотмывочный балаганчик нуждается в хоругвях. Я ничего против Тарковского не имею. Но он — не трибун, не вожак, не баламут. Просто тихий дядечка, которого лишили покоя и забрасывают цацками.
Мой прогноз: на «Большой книге» ему цацку дадут. Примерно третье место. Потому что «большекнижникам» надо навести мостики на другие перспективные кормушки. И это будет такая дипломатия.
Запомните этот твит.
#новые_критики #михаил_тарковский #вече #боллитра #большая_книга