Пёсьеголовое ми-ми-ми и мистические дебри Захара Прилепина
(Захар Прилепин. Собаки и другие люди. М., АСТ, Neoclassic. 2024)
Что ж, зайцы мои, наше небывалое начинание по осиливанию всех буквопродуктов, вошедших в шорт-лист национальной премии «Большая книга», подходит к концу. Тех, как в известной песне, «осталось только два».
Не хвалясь, скажу, что я не знаю таких критиков, которые бы вот так взяли, да и осилили весь шорт. Может, эти фантастические твари в какой-нибудь редакции и обитают. Но, по-моему, их просто нет.
Но довольно фанаберий и рефлексий. Перед нами — буквопродукт предпоследний. Самый, наверное, тиражный из всех. Экземпляр, который лежит сейчас передо мной — из семитысячной допечатки тиража. Это много. Общее же количество, догадываюсь, с лёгкостью и кучно покроет тиражи прочих претендентов. Не всех, конечно, но четырёх-пяти, вместе взятых, точно.
Недавно я, зайцы мои, был на Сахалине и заходил там в книжные магазины. А на острове странные нравы. Сигареты, например, купить очень сложно, надо куда-то в подворотни забираться или даже ехать за куревом на такси. Зато книжные магазины на каждом углу. И во всех лежит — вот этот новый Прилепин. То есть, перед нами — бестселлер, как он есть.
Автора все мы знаем, поэтому давайте не будем терять буквознаки на рассказ о том, кто такой Захар Прилепин, и с чем его едят что он написал. Сказать надо многое, поэтому раскрываем издание и смотрим —
ЧТО ЖЕ ВНУТРИ?
Внутри у нас — 13 рассказов. В основном, про собак разной степени устрашающести. Но не только о них. Один рассказ — посвящён попугаю, ещё один — коту. Леонид Юзефович в своём отзыве на «Собак...», назвал это всё «романом в рассказах».
Это сочетание слов, надо сказать, несёт для Прилепина благую весть фортуны. Именно «роман в рассказах» «Грех» принёс в 2011 году Захару премию «Супернацбест» и был признан лучшей книгой десятилетия. Так что старик Ю. знает, что говорит. Он словами просто так не разбрасывается.
Но по порядку, золотые мои. Первый рассказ из этого романа называется «Праздники святого Бернара».
Начинается он с того, что ни разу не названный по имени герой, «большой, пахнущий холодом, накрутивший на свою шубу сорок дорог», возвращается из некоего путешествия. И видит в прихожей щенка сенбернара. И проникается к нему с первого взгляда тёплыми чувствами. Пёсик получает имя Шмель и становится домашним любимцем.
«Вскоре мы приняли волевое решенье: отправиться жить в деревню, где у нас имелся двухэтажный, насупленный, скрипучий домик на покосившемся фундаменте — зато с настоящей печью», — пишет автор.
Давайте метнёмся сразу в конец рассказа, дабы прояснить кое-какие обстоятельства:
«В те годы мы были ещё бедны и не могли позволить себе каменный забор.
Пропитанье Шмеля — и то оставалось нагрузкой для нас», — признаётся автор.
Более того, для того, чтобы прокормить растущую псину по имени Шмель, приходится буквально отбирать кусок у детей:
«Каждый день мы варили ему огромную кастрюлю съестного, забрасывали в масляный бульон картофельные очистки, несколько луковиц, морковку, немного крупы, а ещё макарон, и, быть может, яичко, и всякие объедки, и обязательно мяса — скажем, куриные потрошка, — в любом случае как бы отнятое у детей, которые и сами бы съели это».
Естественно, пёс начинает искать сторонние источники поддержания жизненных сил. В самые новогодние праздники, Шмель перемахивает через забор и отправляется по соседям.
Первые жертвы — тихая старушка Екатерина Елисеевна и две её психически ненормальные дочки. Вот, что происходит в рассказе:
«…Несчастные дочки Екатерины Елисеевны, не разобравшись в полутьме, вскочили на стулья и заверещали. (…)
Мощным хвостом Шмель сбивал подвернувшегося ребёнка с ног — что̒ ему в тот вечер были предметы обихода, совки и метёлки, а также стоящие по лавкам вёдра и салатницы? Всё это шумно посыпалось и отчасти разбилось.
- …да боже мой, — всплеснула мягкими руками Екатерина Елисеевна, разглядев, наконец, гостя. — Это ж соседский пёс».
Ну, и представьте, зайцы мои, что вы сидите у себя дома, и к вам врывается собачища. Ваши действия? Можно предпринять пассивную оборону, как герои стивен-кинговского «Куджо» (этого автора мы ещё вспомним, ловите на слове). Но нет — всё оборачивается куда как удивительнее:
«Екатерина Елисеевна протянула зверю блинок. Блинок исчез в благодарной пасти.
Дочери, чуть дребезжа, засмеялись. Каждая, не сводя со зверя глаз, потянула с праздничной тарелки ещё по блинку.
…Как его кормили!
С рук. Со сковороды. Из чугунка. Из салатницы. Из кастрюли. С пола.
Наконец, со снежного наста во дворе, куда ему выносили, сгребая с тарелок и плошек вперемешку жаркое, салаты и выпечку».
Да, золотые мои, бедные женщины, презрев все правила выживания и инстинкты самосохранения, занимаются кормлением зверя блинами, салатами и выпечкой.
Я читал без всякого предубеждения, зайцы мои, но здесь, признаюсь, завис. Вот просто представил, как сижу у себя дома, и вдруг врывается прожорливая собачища. Пусть даже и мимимишная. Мои, да и ваши действия в этом случае? Старушка с дочками, как мы видим, капитулировали.
И ВЫЖИЛИ!
Дальше — ещё занятней. Собачища отправляется жрать к прокурору на пенсии. А служитель закона многих плохих людей упёк, куда следовало. Он ждёт убийства, параноит по-чёрному (про паранойю мы тоже поговорим, поскольку Прилепин её описывать умеет). И вот — врывается умилительный прожорливый пёсик. Уминает всё, что видит. А хозяева — прокурор с женой — они что делают? А вот:
«Прокурорская чета целовалась на тахте».
Пожрав, собачища заваливается дрыхнуть на лучшем ковре в квартире.
Дальше много однотипных приключений. Прожорливая мимимишная тварь приходит к сельскому алкоголику Алёшке и его матери. Потом навещает соседа — Никанора Никифоровича.
«Лет ему было не менее пятидесяти, он был в меру пузат, несколько кривоног, держал собак и пропадал на охотах».
Когда к нему вваливается оголодавшее животное, собак странным образом дома не оказывается. Ну, предположим, «пропали на охотах».
Так что и у собаковода — псина тоже жрёт. А Никифорович — ну, радуется, конечно. Что ж ему, болезному, делать?
В финале рассказа всё село, в едином порыве, собирается вместе и славит собачищу. Немощная бабка благодарит пса за то, что он избавил её от ненужных просроченных лекарств.
Ну, что тут сказать? Я всякого ожидал, но не такого болливудского замаха. На деревню снизошло пёсьеголовое ми-ми-ми, и весь населённый пункт славит этакую милость. И за малым плавные танцы не пляшет.
Портит идиллию разве что неестественный, густой и фирменный прилепинский полумистический пафос:
«Слепцы шли с огромными глазами, в которых протекали облака. Глаза были настолько велики, что остальное человеческое строение этих людей оказывалось и неразличимым, и неважным».
Возникает впечатление, что как будто — простите, но раз книга про собак, значит, и аналогия уместна — покусал автора Юрий Мамлеев. Вот именно в месте возникновения внезапного пафоса.
Очень странный рассказ. Но давайте иметь в виду, что Прилепин — официально признанный великий писатель и автор эпохального романа в рассказах «Грех». Поэтому будем, в меру скорбных силёнок пытаться понимать —
А КАКИЕ ЖЕ В ЭТОМ СМЫСЛЫ?
Я, признаюсь, весь мозг вывихнул, зайцы мои. Но всё же, кажется, додумался.
Это, наверное, сатира. Геополитическая! Можно вообразить, что под видом прожорливой мимимишной собаки перед нами в пёсьеголовом виде показан президент Украины Зеленский, который, как мы знаем, частенько ездит по соседям побираться. И те встречают его, типа, с радостью, и миллиарды на расходы дают.
Да, тогда, вроде бы, сходится. Кроме одного. Собака-то симпатичная. А Зеленский — явное фу.
Значит, отметаем эту версию смыслов. И остаётся у нас смысл единственный, простой, как мычание.
Этот «смысл» о том, как лирический герой решал проблемы прокорма псины за счёт соседей. Я не знаю, что там было на самом деле — даже боюсь представить. Но мимимишный Болливуд — конечно, представляет собой некую лакировку. Может, вся деревня жила в кошмаре. А Прилепин такой — ба-бах! — всеобщую радость с «протеканием облаков» даёт.
А для пущего эффекта автор решил ещё густой поварёшкой плеснуть пафоса. И получилось, что получилось. Нечто странное. С режущей глаза фальшью.
Ладно, зайцы мои, не останавливаемся. Дальше у нас
ЕЩЁ УДИВИТЕЛЬНЕЕ
Рассказ №2 называется «Дебрь». Он о том, как лиргерой заблудился в лесу. Можно решить, что это — просто некая быль с чудесным спасением в финале.
Но нет, прекрасные мои! Рассказ нафарширован смыслами, как утка в духовке яблоками. Первое, что приходит на ум — это мировая классика. Данте в переводе Лозинского. «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, оставив правый путь во тьме долины…» И т.д.
Данте, как мы помним, оказался в гостях по ту сторону бытия. Прилепин, конечно, в преисподнюю не заходит. Потому что, как мы помним, «Некоторые не попадут в ад». Но, тем не менее, некое мистическое путешествие совершает.
Завязка такова. Где-то в лесу за домом есть, как говорил Вячеслав Добрынин, колдовское озеро, с одной стороны которого растут сосны, с другой же — берёзы. Ну, тут всё понятно: инь-янь, добро-зло. Как-то раз лиргерой с друзьями-ополченцами в озере поплескался. И с тех пор не может найти к нему дорогу.
Вспоминается, знаете, гениальный визионерский рассказ Герберта Уэллса «Дверь в стене». Все, думаю, читали про то, как лондонский мальчик, зайдя в случайную дверь, попал в райский сад. А потом мальчик искал-искал эту дверь… Ну, вы поняли. Говорят, что про наркотики. Но гениальности это не отменяет. А Прилепин, несмотря на мистический пафос, от психоделических фокусов, думается мне, далёк.
Но смыслами, тем не менее, играет. Вот смотрите. На поиски озера он идёт не один, а с собакой. Не с той, что в первом рассказе, а с белой такой, с выдающейся грудной клеткой:
«Предназначение этой грудной клетки было иным: дать возможность собаке, набрав облако воздуха, лететь, едва касаясь земли тонкими красивыми ногами».
Не знаю, кому как, а мне тут почудился, не смейтесь, дух святой. В принципе, Прилепин — архимэтр, ему святой дух по статусу положен.
А вот вам ещё кусочек смыслов:
«Досаждали комары. Тихо ругаясь и шлёпая себя по щекам, я нарвал папоротника и, поместив внутрь колючую еловую ветвь, собрал хлёсткий букет. Неистово размахивая им и сладострастно ударяя себя то по спине, то по затылку, двинулся дальше».
Ну да. Странствие в обществе святого духа сопровождается самобичеванием. В духе средневековых флагеллантов. Правда, потом страниц на восемь Прилепин про этот букет забывает. Потом вспоминает, и «хлёсткий» папоротниково-еловый веник вновь материализуется у него в руках. Но проблема в том, что и читатель тоже про него забыл. И вдруг — бац! — Прилепин такой, с букетом. Читатель трёт глаза: «Это он что — на свидание собрался?» Но если отлистать назад, всё объясняется.
Прилепин дружелюбен к читателю. Это хорошее качество. Где нет смысла — сразу говорит:
«…большинство дорог в этом лесу, как тому и надлежало быть у русских людей, выглядели будто каракули. Не стоило искать в них смысла — если он и был, то давно иссяк».
Не стоит, так и искать не будем. Спасибо.
А потом на странствующего Прилепина
НАПАДАЮТ БЛОХИ
Не смейтесь. Это лосиные блохи. Их на определённом участке пути очень много. И вот они кусают, жрут Прилепина, за руки, за голову. Ну, здесь смыслы есть. Блохи — это критики.
«Неверными, косными движениями я снимал с головы лосиных блох и думал о себе плохо».
Преодолев блох, Прилепин приходит к «торчащей из мшистой земли бесприютной трёхрогой коряге». И это тоже символ, даже не сомневайтесь. Но что бы он обозначал?
Как дочитавший рассказ до конца, рискну высказать предположение, что трёхрогая коряга — это таки Елена Шубина и её «славное» издательство, автором которого Захар Прилепин был долго.
Чем же кончается странствие Прилепина вместе со святым духом? Предсказуемо кончаются. Оба застревают в кустах. Как бывает у многих шубинских авторов, в минуты высочайшего напряжения они переходят на канцелярит:
«Однако то, что казалось мне густым кустарником ещё минутой ранее, вскоре таковым уже считаться не могло».
Рассказ невероятно эпичный. Чего там только нет! Есть, например, ботинки, полные «хлюпающей жижей». Уловили аллюзию? У Прилепина есть ведь ранний сборник рассказов «Ботинки полные горячей водкой». И вот интеллектуальная игра с читателем перед нами. Да.
Но вот, после многих треволнений и вопиюще прекрасных выражений, Прилепин с белоснежной собакой выбираются таки к цивилизации.
Пример таких выражений: «Лицо моё было чумазо». Ну, и так далее.
Но всё заканчивается благополучно. Из непроходимых кустов выскакивает рояль, и Прилепин спасается.
«Вскоре мы оказались у перекрывшего дорогу дерева, возле которого несколько часов назад я решил скоротать путь к дому».
«Скоротать путь», зайцы мои. Вас ничего не смущает? Скоротать можно время, а путь можно — ну, да! — сократить, наверное. Скоротал бы так дорогу начинающий автор, его бы с позором отвергли. Но архилауреату — не то, что можно. Его сразу на премию двигают, да. И целый Юзефович ласково нахваливает.
Слушайте, зайцы мои! Буквопродукт перед нами явно нажористый. Там много всего ещё. И, право, жаль пропускать этакое великолепие. А давайте, в виде исключения, с продолжением сделаем критику? Архилауреат этого достоин. Даже не сомневайтесь.
Так что давайте на скудном остатке рецензионного пространства посмотрим на
ТРЕТИЙ РАССКАЗ
Называется он «Грехопадение Шмеля». Хотя вот что. По нему мы пробежимся кратко. Дальше есть интереснее. Шмеля мы знаем. Это вот та собачища, которая обжирала деревню. Ну, а теперь этот проглот занялся сексом с некоей псиной. И характер испортился. Шмель стал вреден, опасен.
«Новозаветный Шмель, ненаглядный наш! — плакал я всем сердцем. (…)
Что за тайная молния воссоединила твоё знание о любви и возможности потомства — с великим негодованием о всяком возможном зле? (…)
Умер ли ты в день грехопаденья — или, напротив, был рождён для иной, новой жизни?»
Тут мы снова видим пафос, замешанный на смыслах.
Самый лучший кусок рассказа рассказывает о том, как Прилепин в компании собачищи пугает залётных туристов-байдарочников фраерской масти. Вот как это выглядит:
«— Собака не перевернёт нас? — спрашивали люди, суетясь с вёслами.
(...)
— Надеюсь, сегодня — нет... — отвечал я задумчиво, измеряя взглядом расстояние до лодки.
(...)
— Здесь что, есть деревня? — спрашивали нас, чуть отплыв.
— Нет, только старое кладбище, — отвечал я бесстрастно.
(...)
Никто и никогда не решался выйти к нам на берег».
Вот это мне прямо понравилось. Я без иронии.
Но это ладно. Потому что дальше нас ждёт
РЕАЛЬНЫЙ ДЕТЕКТИВ
Вот я тоже не догадывался, что Прилепин на это способен. Пушкин архилауреатом не был, дружил с парадоксами. Ну, а Прилепин дружит с сюрпризами. Может так огорошить, что сидишь потом, челюсть отвалившуюся на место прилаживаешь.
Значит, смотрим. Дано следующее:
«В новогоднюю ночь наши соседи жгли посреди деревни большой костёр. (…)
Здесь почти у каждого — по собаке, и собак тоже берут взглянуть на костёр, и они носятся по кругу, счастливые выше всякой собачьей меры, — тем более: то сухаря им отломят, то холодцом угостят».
На этот праздник жизни идёт и рассказчик — с семьёй и собаками. И получает неожиданный отлуп со стороны местной пьянчужки по имени Галя. Посмотрим, как это выглядит:
«И здесь Галя, сделав три порывистых шага нам навстречу — так, что наши дети остановились, — закричала своим по-прежнему сильным голосом, которым когда-то могла на нужный миг перекрыть шум лесного пожара или водопада:
— Развели собак! Мало вам одной! Куда тащите их! Тут люди отдыхают!
Слова её были тем обидней, что вокруг неё вертелись сразу три собаки — одна прокурорская, две вообще непонятно чьи, — а с другой стороны костра взметали снег ещё несколько лохмачей».
Несправедливо, да. Но как же поступает лиргерой, крутой парень, солдат и странник? А вот:
«— Так, сказал я, одёрнув за поводки своих питомцев. — Дети. Домой.
Дети всё поняли, покорно развернулись, и мы пошли обратно, ничего не отвечая».
Спасовал, получается. Но как? Почему? Неужели не мог поставить шалаву (посмотрим правде в глаза) на место? Что-то тут не бьётся с образом крутого парня, согласитесь? Потерять лицо перед семьёй, перед всей деревней. Зачем?
Возможно, ответ есть чуть раньше по тексту. Вот он:
«Однажды я подвозил её в город — и узнал, что на самом деле она тихая, вдумчивая женщина, когда-то, в прошлой жизни, получившая высшее образование, обожавшая дочку и внучку. Но дочку её — как Галя горько, тихим голосом призналась мне — лишили родительских прав, и теперь лечили от пьянства».
Тут, простите, не надо быть Пинкертоном, чтобы предположить, что во время автостопа что-то да произошло. Не хочу сказать ничего плохого, оно просто само вытекает. Из логики. И получается, бухая шалава каким-то образом держала лиргероя за тестикулы. И он спасовал. Во избежание огласки?
А утром 1 января суровый герой отправляется выгуливать собак. Вся деревня спит. Когда он проходит мимо дома шалавы, то видит вот что:
«Наконец, я решительно обернулся — и увидел лежащую на снегу Галю. (…)
Здесь её кто-то словно бы пихнул с ужасной силой в бок. Стараясь не думать о боли, она из последних сил заторопилась, — но, даже не вскинув рук, кулём упала набок, и тут же умерла.
Я присел возле Гали — и, потрогав её шею, ощутил тот холод, что был холоднее снега, воздуха, льда, камня».
Очень кстати померла, да? А кому была выгодна её смерть? Нет, я ничего не утверждаю. Просто много детективов читал. Но боллитра, понятно, дело другое. Но история всё равно странная, согласитесь?
«С тех пор мы жили нелюдимо, и тем не тяготились», — заканчивается рассказ.
В принципе, немудрено. Любой нормальный человек от этого лиргероя держался бы подальше.
Но давайте пока прервёмся. В нашей рецензии закончились буквы.
Окончание следует.