Читательский дневник. Октябрь

В этом месяце с книгами как-то особенно повезло. Особенно с «Тоннелем», «Наследием» и «Краткой историей человечества».

1. Я. Вагнер «Тоннель». В Подмосковье внезапно закрылись створки подземного тоннеля с несколькими десятками машин, и первые часы люди раздраженно стояли в пробке, а потом пошли выяснять, что происходит, и то, что выяснили, их сильно озадачило... Герметичность этого произведения щедро компенсируется спектром охваченных страт. Божечки, да в этом тоннеле вся страна. Интеллигенты и пролетарии, чинуши и менты, учителя и гастарбайтеры, каждой твари не по паре даже, а ровно один представитель (кроме мусульман, те готовы взять числом). С другой стороны, этому ковчегу не плыть — он и так под водой, в асфальтовой кишке. Какая в этой группе творится динамика, какое взаимопроникновение — не захлебнуться бы в попытке пересказа, но, прямо скажем, с каждым часом взаперти — всё напряженней. Потрясающая в своей композиции книга, оторваться не было шанса, и какой душевыжимающий финал!.. Кстати, по поводу финала мое мнение капитально разошлось с восприятием подруги-редактора, и это крайне любопытный момент — жаль, что без спойлеров о нем не поговоришь, но если кто прочел — можем обсудить в комментах.

2. Д. Торн «Лют». Лют — остров, на который главная героиня приехала когда-то, став женой местного лорда. Это тот случай, когда простая кириллическая транскрипция добавляет названию оттенков смысла: остров и правда довольно лютый. Правда, всего один день, раз в семь лет, а в остальное время можно было бы счесть его раем — погоды царят, рожь колосится, Третья мировая не дотягивается до блаженных берегов. Вот только день Д — наступает. И хочется, конечно, отринуть суеверия, мы же взрослые современные люди. Но для новоявленной леди Тредуэй простой материалистический путь закрыт. Ей уготовано в этой истории особое место — и эта история великолепный образец того, как из всё нарастающей смутной тревоги ткётся у нас на глазах нечто плотное, жертвенное и драгоценное.

3. С. Филипенко «Кремулятор». Смотрели фильм «Чекист»? Именно его мне напомнила эта книга. Беспощадная, звонкая история директора Первого московского крематория Петра Нестеренко, работающего в две смены: днем он сжигает умерших естественной смертью, ночью — расстрелянных. В паузах между забросом тел пьет водку с палачом, под утро — забывается коротким сном в крематорской каморке, а затем — новый день, новые бывшие люди. И вот его забирают в застенки, этот текст — хроника многодневного допроса. Вот только ему уже не страшно. «Раз уж вы меня спросили — я веду к тому, что там, на войне, уже в первые дни что-то во мне навсегда изменилось, что-то вдруг закончилось, и в связи с этим, когда все мои склады сопереживаний опустели, я перестал оплакивать однополчан и начал смеяться...» Он прекрасно легок теперь и хладнокровен, у него чудесный юмор висельника, и всё же осталось кое-что недоговоренное — история любви, и он расскажет нам эту историю, хотя мы предпочли бы ее не услышать. Чего еще хотелось бы не знать — что роман основан на реальных материалах дела. 

4. К. М. Чэпмен «Пожиратели призраков». В отзывах к книжке прочла повторяющиеся возмущения: «Мы хотели больше призраков, а там одни торчки!» О да, эта история в тысячу раз больше подойдет тем, кто интересуется наркоманией, а не потусторонними мирами. Я бы и вовсе предпочла считать ее метафорическим текстом об аддикциях, а призраков вынести за скобки. Но автор, думаю, этого не простил бы, потому что то, что он сотворяет в тексте — это именно вязкий и прорастающий сам в себя узел из мистики и психоделики. Это роман начинается с бесшабашной картинки отвязной молодежной тусовочки, где самый яркий умирает первым — это часто бывает — вот только перед смертью он успевает познакомить товарища с веществом, которое не то чтобы воскрешает мертвых, но позволяет войти с ними в контакт... А войти хочется многим. И многим пережившим большую потерю хочется в этом контакте остаться. Так рождается коммуна, секта, дом, проросший мицелием, горем и памятью, и это удушающий текст о том, как сгущается безумие. Текст до крайности физиологичный и сумеречный.

5. В. Сорокин «Наследие». Вот у меня вокруг все говорят, что им из цикла про доктора Гарина больше всего «Наследие» по душе пришлось, а мне так наоборот — «Метель» и «Доктор Гарин» были изысканней, а тут кровища-яблища в полный рост от конца и до начала, исторический процесс как похабная частушка (но, кстати, псевдофольклорные подборки «нового времени» — великолепны, уморительный изюм в суровом хлебе!). По сюжету — юная девочка Аля едет в поезде, недобровольно и черт знает куда, под руководством инвалида-дедушки собирает деньги на билет и слушает книжку про белых близнецов, пока вокруг бесконечные партизаны одерживают друг над другом победы — сперва боевые, потом половые. Кем все эти герои придутся друг другу, автор разъяснит по ходу действия, и станет всеобъёмно. А последняя часть книги — ах, упоение чеховской дачи! Где степенно наливают чай, чинно собирают гостей, деликатно спорят о литературе — чтобы затем приступить к «процессу поглощения текстовой массы»: книг, переведенных в неведомое нам измерение «умным молоком» (каждый представит как сумеет). О, эти пластования творога, крупичность масла — чувствуешь, будто сам с ними спорил — на тонком слое, на молочной пенке!.. Ай Сорокин, ай да сукин сын. Его портрет у меня в загранпаспорте лежит.

6. А. Неверов «Ташкент город хлебный». После сорокинских игр хорошо припасть к источникам и вспомнить, во что играли-то. Я совершенно искренне люблю интонацию советской прозы, не слышу фальши даже там, где ее логично было бы заподозрить. Ну да здесь-то ее и нет. Повесть 1923 года ничего не прославляет и ничего не пропагандирует — это просто событийная и печальная история о мальчике, сбежавшем из голодающего Поволжья в Ташкент, чтобы привезти больной матери хоть немного зерна, посадить хлеб, попытаться выжить. И путь, и тяготы пути.

7. Ю. Н. Харари «Sapiens. Краткая история человечества». А лучшей книгой месяца все-таки назову вот эту. В последний год мой интерес к научпопу поугас — прежде всего потому, что он начал внутри себя повторяться. И, честно говоря, мне не слишком хотелось браться за очередное описание того, откуда мы все пошли, — а все ж таки это было мне совершенно необходимо! Потому что в разъяснении Харари самые, казалось бы, очевидные вещи — появление и развитие речи, письменности, денег государственного устройства — получают дополнительную причинность, усиленный объем. И самое важное — природа и развитие мифа как того, что становится фундаментом социума как такового: нет, оказывается, ничего крепче, чем социальные конструкты, идеи, которые миллионы людей несут на своих плечах из века в век. Это удивительно интересная книга о человеке как процессе. Отдельно ценен в ней вектор, устремленный в будущее человечества. Что выйдет лучше — обессмертить тело, механизировать его или оцифровать сознание? «Доктор Франкенштейн запрыгнул Гильгамешу на плечи».

#новые_критики #читательский_дневник #что_читать #изба_читальня #обзор_книг