Вечный двигатель и брызги амбивалентности Алексея Гагача
(Алексей Гагач. Как стать никем. Апокалипсис по-питерски. М., АСТ, Астрель-СПб. 2024)
Сегодня, дорогие храбрецы, мы с вами отдыхаем от унылой боллитры. Ибо сколько можно осиливать бессмысленные буквонаборы. Риск вывиха мозгов всё же никто не отменял. Хочется, понимаю вас, чего-то простого и человеческого.
Поэтому сегодня мы с вами познакомимся с полиграфическим изделием от автора, которого, как мне кажется, здесь знают примерно все. Перед нами Алексей Гагач, совершивший невероятное. Своего рода первопроходец — не зря же первые четыре буквы его фамилии точно те же, что и у первого космонавта. За это первопроходчество, впрочем, не пьётся шампанское на пафосных презентациях, но мир, храбрецы мои, отныне будет уже иным.
Серия, в которой издали Алексея, называется «ОДОБРЕНО РУНЕТОМ». И мы уже видели много маленьких книжечек с побасенками сетевых петросянов. Но здесь перед нами
ПРОДУКТ РЕВОЛЮЦИОННО ДРУГОЙ
Потому что Алексей стал автором опубликованной в приличном издательстве книжки, о содержании которой можно сказать (если совсем уж кратко) — «прагавно». Вот да — в традициях незабвенного Васи Хоботка. Но не будем натягивать высокоморальную личину — у того же Сорокина мы читаем про ту же субстанцию, и порою гурмански прицокиваем языками. Но Сорокин постарел и, как говорит Алексей по другому поводу и про себя, «обмудел». Настало время прийти на эту малосвященную поляну молодым львам.
Да, своего рода барьер, несомненно, преодолён. Но не стоит думать, что наши издательства теперь захлестнёт волна копрографоманских сочинений. Не захлестнёт. Про эти субстанции рискуют писать пока немногие, и не у всех получается на ураганном уровне (а по-иному с этой низкой материей просто нельзя). Да и подавляющее большинство сетеписцев предпочитает писать про что угодно, только не про это. Фу!
Для того, чтобы поднять знамя В. Хоботка, нужна смелость, отмороженность, десперадистость, антихрупкость и, главное, антиранимость. А для того, чтобы знамя В. Хоботка реяло ещё выше, мы можем поговорить о выделенной апостолом литературоведения Михаилом Бахтиным амбивалентности — то есть столкновении чего-то пафосного, эпического с чем-то низменным. Весёлые брызги после этой встречи — это и есть амбивалентность. И её-то со всем почётом и исследовал Бахтин.
Так что я автору от души советую запомнить это слово. Литераторы — они люди зловреднючие, особенно в Питере. Привяжутся, начнут стыдить: «Ты, мол, Гагач, писатель “прагавно”, не то, что мы — все из себя такие великие-развеликие!» И вот надо их срезать на подлёте. Выпучить глаза и сказать: «Амбивалентность!» Не подействует — добить: «Бахтин!» (ударение на втором слоге, важно не перепутать). Только так.
Тут можно долго рассуждать, но букв в нашем распоряжении до прискорбия мало. Посему давайте без рефлексий и страха заглянем в
ОБОЗРЕВАЕМОЕ ПОЛИГРАФИЗДЕЛИЕ
Объём — щадяще небольшой, буквы — крупные, отступы — большие. Сорок-пятьдесят страниц ворда. Для дебюта в книгоиздании — более, чем нормально. Это нам сразу же говорит — о чём? О том, что автор не стал втискивать под обложку всё, собой написанное. И за это респект.
А ведь это всё — ещё и с картинками! Впрочем, иллюстрации нам показывают в основном грустных детей, что ненавязчиво отсылает нас куда-то в девственные джунгли младшего и среднего школьного возраста. Если задуматься, то это — как раз та самая целевая аудитория. Пусть нас не обманывает лукавый маркер «18+» на обложке. На самом деле, книжка — идеальна для ночного чтения с фонариком под одеялом (про крупные буквы я уже говорил). Взрослым — что? Они посмеются, да и забудут, а какому-нибудь недорослю прочитанное в голову западёт. Глядишь, и жизнь начнёт строить «по Гагачу».
Идём дальше. Книжка-малышка имеет два названия. Оба неудачные. Так и вижу диалог в издательстве: «Ну, что вы! Мы не можем назвать книгу “Как я обосрался”. Подумайте над названием ещё». Ну, и так себе получились итоги этого печального мозгового штурма. Ради первого заглавия пришлось писать предисловие, упоминая тренинги и коучей, чтобы в финале первого абзаца сообщить: «Никого учить я не буду». А второе заглавие — вообще, спойлер. Но про это чуть дальше.
В принципе, кроме этого прискорбного обстоятельства, никакого явственного ущерба от рук редакторов труд камрада Гагача не претерпел.
Во втором абзаце предисловия указывается жанр полиграфизделия: «Сборник юмористических рассказов, или «роман в рассказах»…»
Собственно, романы в рассказах имеют право на жизнь, почему нет. Правда, некая произвольность формы, сообщаемая этим определением, позволяет многим деятелям боллитры откровенно халтурить, позволяя публиковать под этой вывеской бесформенные кучи воспеваемой Гагачом субстанции. Можно вспомнить «Доказательство человека» Арсения Гончукова, но не будем про трэш.
Для некоторых литераторов форма «романа в рассказах» оказалась благотворна. Например, Захар Прилепин за свой РВР «Грех» удостоился «Супернацбеста десятилетия», а РВР «Собаки и другие люди» взял серебро «Большой книги» и дальше, по мелочи.
Раз уж вспомнили, то прилепинский мотив в тексте Гагача я уловил. Вот он:
«— Борькя, бросай студента! — вбежал в комнату папаша жениха. — Там твою невесту в ванной ябут!»
Все же помнят давний буквотруд «Санькя»? Что ж, почему бы не почтить великого любителя писать букву «я» после глухой согласной «к»? На этом, по счастью, аллюзии на современного классика заканчиваются.
А само повествование у камрада Гагача, словно в укоризну классикам и современникам, достаточно жёстко структурировано, разбито на главы и имеет даже некую логику.
Третий абзац предисловия — благодарности. Тут есть (зачот) про многих наших знакомых. Например, сообщается, что литературным редактором выступил Юрий Жуков (Мори). Юрца все мы знаем, правда, он зачем-то самозабанился от меня в соцсетях. С благодарностью упоминаются и такие камрады, как mobilshark и Антон Пункт, которые — слово автору: «…задрали планку жанра контркультурного рассказа на недостижимый для меня уровень, но я всё же попытался прыгнуть».
Что ж, перечисленным людям и легендам, думаю, такое упоминание будет приятно, а мы
ОБРАТИМСЯ К ЭПИГРАФУ
Заодно и поразмышляем кое о чём увлекательном. Итак, эпиграфом тут у нас неведомо, кому принадлежащие слова:
«Могучие столпы литературы отбрасывают на землю тень, называемую — графомания».
Расшифруем. Автор не скрывает того, что он — графоман, не стесняется такого поименования и даже, похоже, несёт это «клеймо» на себе с гордостью.
«Когда рождается графоман, великие классики всего мира делают в гробу полный оборот, словно бы приветствуя «сутулых дел» страдальца, предваряя долгое совместное физическое и философское взаимодействие, как инь и ян, как электрон и атом, как качели в мороз и язык любопытного дурака».
До определённого возраста (двадцать плюс-минус) герой этих автобиографических заметок марает бумагу (не всегда писчую) только одним определённым образом. Об этом мы узнаём во многих подробностях, не все из которых подлежат пересказу для «белопольтной моралфажистой прослойки нашего излишне современного общества». Но вот, наконец, лиргерой собирается с силами:
«Маховик махровой графомании (о! как сказал-то!) был запущен в этот временной отрезок моей жизни, оправдывая детские мечты о писательстве и предначертании высших сил. Классики беспокойно ёрзали в склепах, а я писал первый и, к счастью, последний акт пьесы «Питерское», такой же ненужной миру, как и сами персонажи…»
Самое любопытное здесь — что? Вовсе не то, как характеризует себя автор. А тот неоспоримый факт, что истинный графоман из тех, что кишат в туше нашей боллитры, никогда себя так не назовёт. Ну, вот не может этого быть в принципе. Он лучше, как лиргерой Укупника, прилюдно съест все свои цацки вместе с дипломами. Но не признается. Для него такое признание — смерти подобно, по многим причинам.
(Кстати, ваш покорный тоже никогда не признавался в графомании. Досадное, но искреннее упущение.)
Тема графомании в текстах камрада Гагача не ограничивается самообличением на грани самобичевания. Берите круче —
ОТ ГРАФОМАНИИ ГИБНЕТ МИР!
Помните, классиков, вращавшихся в гробу? В финальной главе повествования учёные-инноваторы нашли способы извлекать из этого вращения энергию.
«— Вот тут у нас графоманский центр. Сотня отъявленных писателей, так скажем, круглосуточно сменяя друг друга, пишут свои стихи, рассказы, книги. Прямо из-под пера их писанина попадает на бегущие строки в главный энергетический зал для усиления КПД. (…) Классик, находясь вблизи центра сосредоточения отбросов мира литературы, вращается, на нём обмотка, вокруг — статор. Обычный электрогенератор, но гигантской производительности. Станция уже неделю питает весь Петербург».
Инновацию представляют президенту. А для демонстрации супервозможностей системы садят за компьютер самого отъявленного из графоманов. Кого бы? Ну, да. И вот Гагач-из-близкого-будущего пишет что-то вроде:
«Василий бежал по улице, сжимая сфинктер. Каловые массы просились наружу, не давая и тени надежды на культурное опорожнение…»
А в научном центре начинают происходить зловещие события:
«На аппаратуре замигали несколько красных лампочек. Пол под ногами заметно завибрировал».
Это вышел из под контроля Лев Николаевич Толстой, на чьей могиле ваяет свои духовитые нетленки чудовище-Гагач. И от этого вращения гибнет мир.
И вот перед нами уже далёкое будущее. Племя неандертальцев. Шаман у костра даёт наказ:
«Никто и никогда не смеет записывать свои фантазии!»
Но нарушитель уже есть. Его тоже зовут Гагач. Осторожно, чтобы никто не видел, он выводит на песке робкое: «Смеркалось».
Что ж, друзья, наша рецензия не резиновая. И пока у нас не кончились буквы, в самый раз поговорить про
ОСОБЕННОСТИ СТИЛЯ
И вот тут у меня — плохие новости для шубинско-альпиновских авторов: графоман-самозванец Гагач знает слов больше, чем многие из них. Ну, по крайней мере, возникает такое впечатление.
«Из открытого пакета диффундировал в пространство говнюжник повышенной концентрации, начисто отбивший способность думать тыковкой у всех зависимых бизнес-партнёров и прочих родственников».
Так-то, храбрецы! Диффундировал!
Матом автор тоже, кажется, выражаться умеет, изобретает неологизмы, использует народное творчество:
«Втрипиздище разорвёт», «мудоёбищная скотина», «рок-коллектив «Пропиздоиды»…
Это навскидку. А так — в тексте ещё много перлов и красот, по сравнению с которым потуги посквернословить от различных «боллитроидов» выглядят весьма бледно и угрюмо. Этот мат — не грязен, он сияет, как бриллиантовое колье.
Есть, конечно, и перегибы:
«А опишу-ка я этот паноптикум поёбельно, история должна знать своих героев».
Понятно, что неологизм, но не самый «уклюжий». Но это, скорее, исключение.
Языком Гагач фехтует уверенно, не робея. Знает, как уколоть читателя в чувствилище восприятия. Предпринимает
ЯЗЫКОВЫЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ
Например, вот попытка инкорпорировать мат в канцелярит:
«Следователи не дознались о его помощи в этом деле, ибо ограбление посредством долбоёба слишком экзотично даже для недюжинного ума Эркюля Пуаро».
А вот достаточно уверенное пародирование «птичьего» языка менеджеров. Дано: дальнее Подмосковье, командированный менеджер Алексей едет в автобусе на завод и разговаривает по телефону с принимающей стороной:
«— Хай, Виктор. Еду, да. Нет, на такси. Ревью подготовил, всё ок. Отправил боссу перед конфколлом, жду фидбек. Ренат Борисович? Он риал тимлид, тащит, не то что в питерском филиале — одни токсики… У меня перзентэйшен, митинг. Стандарт программ. Посмотрим, как дальше пойдёт… Бэклог? Чуть не забыл. Всё сделаю в лучшем виде. Лукинг форвард. Давай-давай, отбой…»
Оценку новоязу даёт не рассказчик, это было бы слишком грубо. Её дают другие пассажиры, доселе молчавшие и притворявшиеся массовкой:
«— Сынок! — проскрипел дед, сидевший за Алексеем, и, приподнявшись, коснулся его плеча. — Ты, часом, не пидор?»
У шубино-альпиновцев это была бы трагедия заплутавшего в глубинке куколда. Но герой Гагача не чувствует себя чужим среди народа. И вот это очень важно. Достаточно изящно и доброжелательно он разруливает этот гибельный для почти любого хипстера конфликт мировоззрений.
Мало того — диалог этот полифоничен. То есть, говорят все. И не проходные реплики, а такие, которые характеризуют самих говорящих. Умение? Безусловно.
Отметим также, что Гагач
НЕ БОИТСЯ КОНФЛИКТОВ
Конфликтобоязнь — это вообще бич не только премиальной боллитры, но всеобщий. Очень редкий автор, породив конфликт, не спешит его погасить в зародыше. Миротворчество — признак слабости литератора.
А вот камрад Гагач почти не пользуется огнетушителем (за исключением, пожалуй, вышепроцитированного эпизода, но там миротворчество — концептуально, а не беспомощно). Он, наоборот, конфликты раздувает. Чтоб уж полыхнуло, так полыхнуло. Доводит столкновение интересов до полнейшего апофеоза, побоища и массового психоза.
«Всё смешалось в строительном магазине. За одну секунду заведение превратилось в азартный вертеп, где Ашот бил людей, а потом люди били Ашота. Один дядька, особенно рассерженный незаслуженными дюлями от гастарбайтера, схватил самотык и, как милицейской дубинкой, начал дубасить несчастного».
Или вот:
«Не успевшие отойти от стола и на пару шагов поздравлянты начали дружно метать икру направо и налево, толпою продвигаясь к выходу. Поскальзываясь на блевотине, несчастные вставали, выпачканные в рвотных массах, тревожно кричали нечто типа: «Спасите! Помогите! Насрали — не убрали! Я депутат Законодательного Собрания, бу-э-э…», и дальше бежали к своей цели».
В то же время многие лауреаты почти-всего-на-свете, например Алексей Сальников, подобных сцен старательно избегают, заменяют лукавыми отточиями. Потому что не умеют.
Вообще, пока что я не вижу ни одного параметра, по которому наш «аццкий графоман» проигрывал бы коллективным, цацкозвенящим деятелям боллитры. Напротив, это они выглядят бледно. В особенности в том, что касается такого важного элемента литературного произведения как
ПРАВДА ОБРАЗОВ
Гагач предельно честен, это чувствуется.
«Да! К девятнадцати годам я так никому и не выписал поебаца, увы!» — признаётся рассказчик.
Герой — во многом недотёпа. Там, где можно совершить ложный шаг, он ошибётся фатально, с катастрофическими последствиями. Но именно этой своей неуклюжестью он нам и близок.
Не сравнить с боллитрушкой, где герои (обоих полов) если не жертвы/куколды, то жеребцы/секс-бомбы.
Приметлив Гагач и на типажи. Где встретит колоритного персонажа — зафиксирует, поселит у себя в рассказе.
«Обычный паренёк, волосат телом. Имеет привычку заправлять в трусы одежду под свитером — футболку, рубашку. Заправляет так, что всё засунутое в трусняк выглядывает ниже, а трусы он натягивает выше пояса. Получается эдакая юбочка фигуристки, явившейся к вам под злостной белочкой. Гейвропейские кутюрье ещё не додумались до таких прогрессивных нарядов, но Никитка родился в России, а тут всё передовое».
Или вот, буквально несколькими штрихами, набросок характера другого героя:
«Человек каждую секунду времени имел такой вид, будто ему вручают Нобелевскую, Пулитцеровскую премии и дают сертификат об увеличении члена одновременно».
Но давайте закругляться, храбрецы. Напоследок озвучу достаточно дикое, но, как мне кажется, справедливое предположение, что рассматриваемый нами Алексей Гагач вполне себе
НАСЛЕДУЕТ СОВЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Как так? А очень просто. Например, будете смеяться, но факт — в текстах Гагача мы без проблем найдём классовую борьбу.
Особенно это касается глав про 90-е и «нулевые» годы. Герой-рассказчик — это, конечно, угнетённый, растерявшийся пролетариат. Он не осознаёт не то, что необходимости борьбы (как в предшествующей традиции), он вообще не понимает, что борется. Герой Гагача пытается ужиться или даже влиться в общность хозяев жизни, но он антагонистичен с этой средой, как антиматерия с материей. Что и оборачивается феерическими аннигиляциями с разлётами брызг бурого цвета.
Вот маленький герой пытается подружиться с богатым мальчиком, приходит к нему на день рождения, всего стесняется, даже пройти мимо взрослых в туалет, и от скромности какает в бассейн с шариками. А потом в этот бассейн прыгают другие дети:
«Бассейн превратился в настоящую домашнюю говномешалку с высоченным КПД. Наконец, из шариков вынырнул именинник, с прилипшей ко лбу салфеткой, которой я вытер ранее афедрон».
Примерно тем же заканчивается попытка героя войти в богатое семейство дальних родственников.
Кто-то спросит: «А о серьёзном он вообще говорит, этот Гагач?» Говорит, конечно. Надо просто найти. Например, вот, из эпизода встречи одноклассников:
«Большинство рвануло в Питер, как я. Кто-то всё же пригодился на месте, двое погибли в авариях. Один спился и умер, гордый и непонятый, как оно и бывает. Можно подумать, к выжившим мир был приветливее. Всего полтора десятка лет — и у любого класса уже свой некрополь».
Собственно, это — грустное, но и самое главное (для этой главы). Где-то от сравнения завертелся в гробу Антон Павлович.
Осталось
СКАЗАТЬ ПОСЛЕДНЕЕ
Дебют — исключительно удачный. Ветер фортуны дул в паруса. Теперь важно — не продолжать в том же духе. Развиваться, эволюционировать. Сортиры — это пройденный этап. Там есть, кому попастись.
А Алексей Гагач, владеющий техникой и дружащий с языком, способен на значительно большее. На некие прорывы и развитие. Так что ждём.
До новых встреч.
#новые_критики #алексей_гагач #как_стать_никем #аст #астрель_спб