Профнепригодность наш рулевой!
#новые_критики #новая_критика #критика_критики #альтерлит #ципоркина #пустовая #погорелая #жучкова #архангельский
Главным качеством современного критика давно уже объявлено не знание литературы, не литературный вкус и не его первичная, если так выразиться, форма — слух, позволяющий отличить хорошо сказанное от плохо сказанного. Мало того, некоторые критики признаются в вещах поистине удивительных вроде идиосинкразии к печатному слову. Особенно молодые, в принципе не понимающие: а что такого-то?
Так, Валерия Пустовая призналась, что книги читать… не любит. Или даже не может. «Я же в детстве росла на пластинках. Я только аудиокниги слушаю, книги мне читать тяжело». Между тем любой ЧИТАЮЩИЙ человек знает: только глазами текст можно прочесть внимательно —а потом перечитать, вернуться к заинтересовавшему эпизоду, остановиться и подумать. Тот, кто СЛУШАЕТ текст, периодически выпадает из течения речи. Ведь часами держать концентрацию, позволяющую дословно воспринимать сказанное, попросту невозможно. Аудиальное восприятие по сути есть переходное от сукцессивного способа — последовательного, пошагового восприятия информации — к единомоментному, симультанному. Второе, безусловно, и быстрее, и удобнее, но вот беда-то, именно с литературой оно и не работает.
Верно заметил Набоков: «…на знакомство с книгой необходимо потратить время. У нас нет физического органа (такого, каким в случае с живописью является глаз), который мог бы разом вобрать в себя целое, а затем заниматься подробностями. Но при втором, третьем, четвертом чтении мы в каком-то смысле общаемся с книгой так же, как с картиной». Так то при втором-третьем-четвертом; при первом знакомстве с книгой нужно именно последовательное чтение с его «трудоемким процессом перемещения взгляда слева направо, строчка за строчкой, страница за страницей».
Не говоря уж о том, что критику никто аудиокниг не присылает, а значит, аудиал через силу просматривает плохо воспринимаемый им текст. Согласитесь, довольно странно становиться критиком при таких профессиональных противопоказаниях.
На этом фоне неудивительны становятся высказывания Валерии Ефимовны про «социально востребованную модель словесности» и «определении дозы литературного вещества в словесном продукте — о мере его съедобности». Подход, как говорится, далек от литературы, зато близок к мерчендайзингу. Именно его, делового подхода, от критика и хотят, постепенно сводя внимание к тексту и даже чтение оного на нет.
Помню, как давал советы литераторам — или все же мерчендайзерам от литературы? — телеведущий и профессор факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики Александр Архангельский (как и многие телеведущие, позиционирующий себя как писатель, а главное, литературовед): «Современная литература делится не на хорошую и плохую, а на живую и мертвую. Поэтому, если мы включаем в учебник современную литературу, мы должны понимать, что, может быть, этот текст через десять лет умрет, не выдержав проверки даже коротким временем. В этом нет ничего страшного: он обладает другими важными свойствами, свойствами «подсветки». А именно: он написан на теперешнем языке и жизнь, описанная в нем, понятна, похожа на ту, что окружает нас». Это вам не набоковское «книгу вообще нельзя читать — ее можно только перечитывать. Хороший читатель, читатель отборный, соучаствующий и созидающий, — это перечитыватель». Нам предлагается утилитарное отношение к книге как к одноразовой посуде.
С «принципом пластиковой посуды» хорошо сочетается предложение определить количество съедобного вещества в литературном произведении — и на стол его, не заморачиваясь! Ну а теперь представьте себе этот «пир духа»: как бы светский фуршет или банкетный стол, сервированный пластиковыми тарелками-вилками-стаканчиками и укомплектованный «съедобным веществом». Это, собственно, и есть современная литература— и нездорово, и невкусно, и некрасиво, и непрестижно. А между тем нас, читателей, упорно пытаются убедить, будто нет никаких «не»: все мы, дескать, питаемся деликатесами, не то на серебре, на золоте едим, сто человек к услугам!
О людях, которые «к услугам», отдельный разговор. Пишущий учебники, как и что надо читать сегодня, телеведущий-литературовед Архангельский откровенничает: «Сегодня если ты… не понимаешь законов сторителлинга, не умеешь управлять культурными проектами, не знаешь, что такое фандрайзинг и, например, мультимедийное продвижение того же фандрайзинга, ты не будешь успешным». Позвольте, но фандрайзинг — это ведь сбор пожертвований. Какое отношение успех в нем имеет к литературному успеху или даже к успеху критика как такового, а не сборщика пожертвований?
Не беспокойтесь, я хорошо представляю себе роль денег в любом процессе, имеет он отношение к искусству или нет. И не умаляю важности разговора о том, для кого пишется и издается тот или иной род литературы. Мне и самой доводилось участвовать в таких беседах во времена моей работы с различными издательствами. Однако уже тогда, десять-двадцать лет назад, ситуация была, как я понимаю, той же, что и сегодня. В этом мне довелось убедиться, наблюдая за читательскими вкусами воочию, а не в теории, к которой так прикипел современный критик.
Молодые люди, которых в вирте непочтительно именуют школотой, как предпочитали, так и предпочитают динамичный-боевой-любовный «экшн» в духе Джорджа Мартина, а из отечественных авторов кого-то вроде Камши и Каменистого. Причем не только авторов первого ряда, но и эпигонов эпигонов, масслит даже не второго, а третьего ряда, включая сетераторов, выкладывающих свои произведения на литературных ресурсах. Некоторая (и немалая) часть сетераторов любила и продолжает любить одни лишь произведения своих собратьев. Никакая профессиональная литература не дарит им должного накала страстей. Уже тогда, в 2000-х издатель знал, что существует в Сети, да и в реальности категория тех, кто пишет, но не читает. Это, можно сказать, потерянный потребитель.
Выпускники всевозможных гуманитарных (и не только гуманитарных) вузов яростно отрицали и, думаю, все так же отрицают свой интерес к «мусорному чтиву» (хотя на самом деле читают его, читают), однако литпродукт употребляют по большей части массовый — то, что можно назвать высокими образцами низких жанров. Из литературных новинок эту категорию читателей интересует что попроще, без неожиданностей. Они и читают-то в основном известные имена. Здесь, впрочем, тоже ценят эпигонов, в частности, подражание Улицкой. То бишь не примитивный, бесхитростный любовный роман, а нечто «с идеей», с ретардациями философски-идеологического характра. В данной группе «экшн» с примесью фантастики, фентези и прочая считается признаком низкого вкуса.
Политизированная группа потребителей как читала, так и читает то Солженицина, то Алексиевич, то всяких неутомимых борцов с «кровавым режимом» или, наоборот, с «ястребами военщины»... Романы вроде «Урана» А. Погодиной-Кузминой или — на другом полюсе — «Патриот» А. Рубанова представители этой ЦА прочесть могут. Но даже с политизированным любовным романом вроде тех, что пишет Гузель Яхина, здесь знакомятся неохотно. Любовь интернированных к охранникам вызывает у этой группы сильный психологический протест. Подобные изыски, если не сказать извращения — излюбленное чтение следующей группы.
Здесь охотно читают всевозможные «Пятьдесят оттенков серого» и прочие «Истории О» — и не поймешь, то ли из соображений научного/досужего интереса, то ли с намерением применить познания в области БДСМ на практике и таким затейливым путем выйти замуж за миллионера. Все может быть, все может статься в голове читателя, определившегося с любимым контентом.
Есть, разумеется, и группа бессистемно читающих. На них, по идее, и должны ориентироваться критики, поскольку лишь этой группе нужны какие-либо проводники, Вергилии, ориентирующиеся во аде современной литературы. Остальные и без критической борьбы бульдогов под ковром понимают, что им выбрать и зачем.
Профессиональные критики могли бы повлиять на вкусы последней, наиболее динамичной группы потребителей, способной совершить спонтанную покупку в книжном магазине, не знающей, что будет читать завтра. А главное, не всегда ориентированной на сарафанное радио компании по интересам —в силу отсутствия таковой. Это читатели-индивидуалисты.
Проблема в том, что для обработки любого читателя нужно знать, с кем именно работаешь, и иметь «низовое чутье критика». Или издателя. Помню, в 90-е издатели вовсю проявляли такое чутье:«дикий рынок» предполагал неустанный поиск новых целевых аудиторий. Однако куда все это делось? Похоже, мутировало в бессмысленно-блаженный лепет в духе Пустовой: «Критики осуществляют закачку главных удивлений в облако снимков своего времени.
Критики верят, что жизнь меняется от того, что о ней думают и как о ней говорят. И я не знаю более счастливо сбывающейся утопии.
Искусство — психотерапия жизни, которая пришла выговориться.
И критик, чуткий психотерапевт, рассказывает, как он ее услышал».
Нельзя не заметить очередную несуразицу: психотерапевт занимается не россказнями, он занимается анализом потока сознания. Иначе специалист бы эту бредятину и слушать не стал. У него нет другой мотивации чуткости, кроме финансовой. Так вы тоже хотите денег, господа критики, коли раз от разу проговариваетесь? Тогда займитесь делом.
Меж тем современный критик продолжает нести романтическую чушь, из которой не получается извлечь никакой информации о книге. Чем же он занят, наш Вергилий?
В первую очередь рекламой «своих» и сведением счетов с «чужими». Нехитрая задача отмщения оппоненту глядит буквально из каждой статьи. Если отзыв на некую книгу, написанный, например, Е. Погорелой, заканчивается фразой: «…без любви («Я вас люблю и потому не могу поступить иначе», свидетельствует Саша Ульянов в предсмертной записке, вполне постмодернистски адресованной Виктору Радовичу) в этом мире безоглядного и беспощадного постмодернизма нечего делать. Если ты, разумеется, не Кузьменков», — что следует извлечь из подобного критического посыла? Что Саша Ульянов Саше Кузьменкову подобных записок не присылал бы? Или что критик Кузьменков не годится в критики в силу дефицита любви в организме? Скорее всего, придется признать, что еще одна критикесса просто-напросто ищет способа выразить свою нелюбовь к коллеге.
А какое дело, спрошу я вас, читателю до взаимной нелюбви критиков? Ему бы статью о книге прочесть. Или хоть рекомендацию по делу, притом, что критики вроде Пустовой свято верят в глупость читательскую: «…честь и слава критики — профессиональный разбор текста. Как бы зажигательно ни зазывал, как бы злободневно ни толковал, как бы чувствительно ни впечатлялся критик, его уровень как профессионала определяет хладнокровный анализ и обоснованная оценка текста. Однако этот уровень только коллеги и оценят. Профессиональный разбор текста — самый верный способ отогнать читателя. Которого в рецензии по большому счету интересуют базовые сведения об объекте, как в путеводителе: что посмотреть и кому это понравится».
Дорогие мои! Открою вам тайну: вы попросту не умеете профессионально разбирать текст. Как и базовые сведения давать. А уж понимать что кому понравится вы и подавно не обучены. Ну хоть не мучайте нас бреднями. Мы уже и на пересказ сюжета согласны — все равно большего от вашего брата (сестры) ожидать не приходится.
Напоследок немного совершенно бескорыстной рекламы: недавно Е. Погорелая и А. Жучкова вывесили в Сети объявление, что научат людей критике бесплатно. А я считаю, что они должны слушателям курса еще и приплачивать…
